Клара и мистер Тиффани

Она попятилась к двери, подобострастно склонив голову, но произнеся еще одну благодарность, повернулась к дверному проему, расправила плечи, подняла подбородок и вступила в Нью-Йорк наемной рабочей силы.

В понедельник Нелли Уорнер прибыла, одетая в простую накрахмаленную блузку. Ее рыжие волосы, опрятно уложенные с белой лентой, сияли. Тереза Баур заявилась в выходном платье с пышными рукавчиками фонариком из розового шелка и розовой манишкой в оборках с широким бантом.

— На животе шелк, а в животе — щелк, — прошептала Минни, окинув ее взглядом. — Английская поговорка.

— В данном случае — английский сарказм, — шепотом же ответила я.

По крайней мере новенькая воздержалась от попытки набросить на себя боа. Посмотрим, на какой срок вызывающая дерзость Терезы продержится по результатам высококвалифицированной работы вместо внешних признаков щегольства, имитирующих столичных дам.

Я начала для них с показа двух картонов для мозаики Уэйда, каждый шириной четыре фута, объясняя, что картоны являются увеличением оригиналов рисунков и будут перенесены гравировальной иглой на большие листы бумаги, уложенные на досках, наклоненных под небольшим углом.

Я представила их наборщицам, Мэрион Палмье и Мэри Маквикар.

— Мэри родилась в Ирландии, так что я уверена, ты поладишь с ней, Нелли.

— Где это в Ирландии? — немедленно заинтересовалась Нелли.

— Данмор, графство Уотерфорд, там, где делают стекло.

Нелли указала на себя:

— Коув, графство Корк, откуда отплывают корабли с иммигрантами.

Их голоса были пронизаны любовью к родной стране. Я поняла, что создаю содружество. В этом отношении я могла приобрести здесь вес. Это было не просто потворствование вкусам мистера Тиффани или создание красоты, которая делает человека чувствительным и сопереживающим. Как говорил Эдвин, существуют и иные виды красоты. Мне нравилось думать, что он был бы доволен мной.

Глава 24 Булавки

Мы вчетвером проехали на велосипедах мимо замка Корнелиуса Вандербильта II в духе французского Возрождения, пересекли площадь Великой Армии и въехали в Центральный парк. Мы спешились у пруда, чтобы отдохнуть и насладиться спокойствием после шумных улиц.

— Как думаете, сколько мы проехали? — осведомилась Элис.

Мистер Йорк посмотрел на счетчик своего велосипеда:

— Около двух с половиной миль.

— Всего-то? У меня ощущение, будто я крутила педали до Бостона. — Элис понаблюдала немного за утками, затем поднялась и скомандовала: — Ладно. Встаем, и в путь. Следующая остановка — Висячие сады Вавилона. Ради Клары. — Элис уселась на седло и весело защебетала: — Подумай, что произошло с тобой, Клара. С нами со всеми. Поскольку ты можешь ездить на велосипеде, Алистер пригласил тебя на загородную прогулку. После прогулки у тебя появилась идея абажура с бабочками. И именно поэтому мы сегодня здесь!

И она тронулась с места.

Мы поехали по Ист-драйв, мимо статуи Шекспира, свернули на Литературную аллею к беседке глициний. Цветение было в самом разгаре, бушевало изобилие красок. Сидя под решетчатой крышей беседки, мы упивались их ароматом. Плотные кисти цветков, схожих с губками прелестного ротика, свисали подобно маятникам, сиренево-голубые, фиолетово-голубые и пурпурные, в зависимости от их местонахождения на стеблях.

— Соцветия темнее там, где висят ниже всего, — заметила я.

— Они должны сначала распускаться на самой высокой части кисти, так что эти цветки первыми начинают блекнуть, — объяснила Элис.

— Подумать только, эти гроздья такие длинные… — изумлялась я.

— Есть и подлиннее, — указала моя подруга.

— Сами-то цветы длиной всего полдюйма.

— Некоторые короче.

— Некоторые покрасивее, — вклинился Бернард.

— Некоторые побезобразнее, — возразил мистер Йорк.

— Некоторые подушистее. — Бернард зажал свой нос, лукаво глядя на меня.

— Некоторые побольше раскачиваются, — в тон ему произнес мистер Йорк более низким, чем обычно, голосом, и оба мужчины захихикали.

— Ладно, вы, двое, катитесь дальше, куда хотите, — сказала я. — Когда вернетесь, мы еще будем здесь.

Щегольски одетая и брызжущая энергией Элис вытащила наши небольшие альбомы для эскизов из ранца, который я приторочила к моему велосипеду.

— Не торопитесь, — пропела она нашим отъезжающим спутникам.

Я уселась на скамейку и приготовилась рисовать.

— Листья перистые.

— Как перо, с одним листиком на конце.

— Стволы изогнутые и узловатые.

— Два обвиваются один вокруг другого, — обнаружила я. — Как старая, изборожденная морщинами супружеская пара.

Мы погрузились в рисование. Вдруг Элис хлопнула себя ладонью по лбу.

— Отдельный кусок стекла для каждого лепестка! На одну лампу их уйдет тысяча!

— Две тысячи, по оценке мистера Тиффани.

— Но на это не хватит никакого времени!

Миниатюрная седоволосая женщина медленно ползла промеж длинных шпалер, подбирая упавшие цветки, тщательно осматривая их, складывая некоторые в небольшую коробку из-под печенья и выбрасывая другие. Лепестки покрывали землю вокруг нее, подобно персидскому ковру цвета лаванды. Она остановилась, наблюдая, как мы работаем.