– Вам, наверное, много всего надо мне рассказать, – сказал он. – Но первым делом мне нужно кое-что знать… Где Ниэль? Где моя племянница?
Ответ Никки последовал сразу, словно она с самого начала ждала этого вопроса. Босх снова почувствовал благодарность за ее щедрую эффективную поддержку.
– В безопасности, в эвакуационном фургончике, не волнуйся. Все под контролем. Просто «Девочка в окне» – однофигурная картина, и стояла она отдельно, как «Титус» или «Вирсавия», поэтому группа ван Хоора эвакуировала ее раньше, чем другие, более сложные картины.
Босх прекрасно понял объяснение и на секунду потерял дар речи от внезапного прилива облегчения. Но тут его внимание привлекло другое.
– Но большинство картин все еще здесь. Более того, они снова выходят из фургонов. Я не понимаю.
– Пять минут назад эвакуацию отменили, Лотар.
– Что? Это абсурд!.. Землетрясение может повториться в любую минуту… И второй раз конструкции могут не выдержать…
Никки перебила его:
– Это было не землетрясение. И не дефект в конструкциях навесов, как мы думали до недавнего времени. Нам только что звонил Хоффманн. Это все штучки отдела искусства, о которых никто не знал, даже отдел ухода и большинство сотрудников самого отдела искусства… Что-то, связанное с картиной «Христос» – оказывается, это интерактивный перфоманс со спецэффектами, и никто об этом не знал.
– Но «Туннель» шатался сверху донизу, Никки! Он чуть не рухнул!
– Да, здесь, в вагончике, мы заметили это по вибрации мониторов, но, похоже, он все равно
Тут Босх вспомнил, что все началось с крика.
– В общем, – пожаловалась Никки, – мы тут ничего не поняли, конечно, но ведь это современное искусство, и не нужно пытаться его понять, верно?… А кстати, Мэтра и Стейна никто не может разыскать. И Бенуа чуть не по стенам бегает…
Несмотря на двойное облегчение, испытанное от сознания, что Даниэль в безопасности, а то, что выглядело катастрофой, на поверку оказалось не таким проблематичным, как ему представлялось, Босхом овладело нечто вроде раздражения. Он огляделся и увидел в сгущавшемся вечернем сумраке мерцающие огни и кутерьму полицейских за ограждениями. Услышал жалобу сирен «скорой помощи». Заметил смятение, угадывавшееся на лицах картин, сотрудников отдела по уходу за полотнами, охранников, технического персонала и посетителей; растерянность и страх, отраженные в глазах людей, с которыми он разделил эти мучительные минуты.
– Лотар?
– Да, Никки, что там? – ответил все еще возмущенный Босх.
– Лотар, пока я не забыла: мисс Вуд звонила нам раз сто. Она хочет знать, цитирую буквально: «…куда, черт возьми, ты подевался и почему не отвечаешь на звонки…» Мы тут пытались объяснить ей происшедшее, но ты же знаешь, какова шефиня в гневе. Начала на всех гнать. Ей плевать, пусть даже весь мир провалился бы и ты оказался бы под землей, она хотела говорить с тобой, только с тобой, исключительно с тобой. Срочно. Прямо сейчас. У тебя есть ее номер?
– Да, думаю, да.
– Если нажмешь на кнопку неотвеченных вызовов, наверняка попадешь на нее. Ни пуха ни пера.
– Спасибо, Никки.
Набирая номер Вуд, Босх взглянул на часы: 21:12. Неожиданный порыв пахнущего краской ветра качнул полы его пиджака и окатил прохладой вспотевшую спину так, что ему полегчало. Он заметил, что рабочие отдела искусства выводили картины с площади. Наверняка их хотели собрать в вагончиках. Почти на всех картинах были халаты. В толпе сверкали крылья Ангела.
Он подумал, что же такое важное хочет ему сказать Вуд.
Поднес телефон к уху и подождал.
21:12