Клара Ш.: Музыкальная трагедия

Комманданте. Конечно, какой разговор, дитя мое (с наигранным безразличием и как бы между прочим). Твой рот, твердея на бледном лице, принимает почти чеканную выразительность, будто томимый жаждой, будто он ненасытен и создан для того, чтобы притягивать, вбирать, всасывать.

Мария. Чудный… пречудный… самолетик! (Тем временем в одном из углов комнаты Луиза с горничными готовят чайный стол. Желтые розы и т. д. Закончив сервировку, Луиза барабанит по скатерти, выполняя упражнения для пальцев. Обе пианистки, Луиза и Клара, обмениваются ревнивыми взглядами.)

Луиза(Кларе). Я — чистый образец венецианской пианистки, а вы — добросовестная, обделенная фантазией выученица немецкой школы. Я неряшлива, размашиста, небезупречна в темпе, но дородна и аппетитна. Я проста и груба, и кожа у меня смуглая.

Клара(бросает па нее рассеянный взгляд и вновь кидается к Комманданте, который целуется с Марией. Клара в отчаянии, противоречащем содержанию ее речи, втолковывает ему свое, в то время как параллельно звучат высокопарные слова Комманданте). Слух! Ее слух! Слух моей маленькой Марии способен различать такие нюансы, которые для других вовсе не существуют. Я упорно развивала ее, специализировала ее талант, что прекрасно проделывал со мной мой отец. Она умеет во всех тональностях быстро находить доминантовый аккорд и легко модулирует, начиная с любого места и как пожелает.

(Комманданте, которому Клара действует на нервы, незаметно для нее подает знаки Аэли, чтобы та избавила его от присутствия немки. Аэли берет Клару под руку и пытается выпроводить, хотя и с ласковой гримасой. Клара, естественно, упирается.)

Клара(с чрезмерной эмоциональностью). Абсолютизация половых различий — вот что губит всех нас. И вас, Ариэль, тоже. Эта болезнь смертельна по природе своей. Она разрушает узы глубочайшей близости между мужчиной и женщиной. Так в один голос говорили мой отец и Роберт. Умерщвление моей личности было ускорено тем, что из меня делали святую, некую идеальную фигуру. Пассивный сопутствующий образ, далекий и безобидный. Поэтому я, в сущности, не жила. Но чтобы совершенно увериться в моей нежизнеспособности, муж окончательно добил меня своим гением.

Луиза. Да успокойтесь вы! Нельзя же так. Вы не у себя дома, в конце концов! Здесь внимают лишь крикам страсти, от которой только один шаг до смерти. Так же, как от гениальности до безумия.

Луиза. И при всем том она играет быструю часть «Лунной сонаты» явно замедленно. Как, впрочем, и все немцы. (Надкусывает персик, так что сок брызжет.) То ли дело быть певицей. Женщина гораздо сильнее действует на публику, если извлекает музыкальный звук из своего тела, а не из инструментов.

Аэли(ласково). Вы бы не трескали так много, дорогуша!

Луиза. Но, увы, это пышное тело обладает в лучшем случае посредственным голосом (продолжает есть).

Клара(в экзальтации). Мне не дозволялось сочинять музыку. А я очень хотела. Он заставил меня поверить, что в его тени мне и помышлять об этом нечего. Гению не нужна спутница на пути в абстракцию. Женщина — всего лишь подкормка, вроде костной муки. (Она отталкивает свою утешительницу пытающуюся удержать ее, и устремляется к разнеженной парочке — Д'Аннунцию и Марии, те отбиваются.)