Клара Ш.: Музыкальная трагедия

Клара. Нет, в Роберте больше. Сначала свет жизни у меня отнимал отец, теперь над ней тяготеет проблема партнерства. Просто человек бежит от этих превратностей, как от чумы, художник же ищет их, чтобы они оставили свою печать на его творении. Это называют глубиной произведения. В женском творчестве это размывается. С рождением детей глубина исчезает. (Она задумчиво смотрит куда-то вдаль, ослабляет объятия, ребенок вырывается, бежит к Комманданте и прижимается к нему. Тот хрипит и принимает лекарство из рук Аэли. Она знаками призывает девочку плотнее прижаться к Комманданте и показывает, как. Он, тяжело дыша, трется о Марию. Луиза бросает на них ревнивые взгляды и впивается зубами в цветущую ветку алтея, до этого момента она сидела в сторонке и обжиралась икрой.)

Аэли. Луиза Баккара от ярости уже принялась за цветы.

Луиза(пытается приблизиться к Комманданте, но Аэли встает у нее на пути). Страсть этой ночи бросает нас в объятия друг другу, Комманданте!

Аэли. Сейчас полдень. (Д'Аннунцио и девочка стонут. Ее мать, Клара, в изящной позе стоит у окна и смотрит — ну, прямо-таки Миньона — в неведомую даль, помавая руками. Она не видит, что вытворяет ее дочь.)

Клара. О, Германия! Германия! Какие дали разделяют нас, моя отчизна. Зато сейчас я поведаю кое-что из моей богатой событиями жизни.

Луиза(корчась от злобы и ревности). Еще не поздно унести ноги, пока не начала расплетаться германская судьба. Судьбы немецких творцов и творчих страшно тягомотное дело. (Д'Аннунцио делает знак Аэли, чтобы та отвлекла внимание Клары от дочери, с которой он лижется. Аэли мгновенно соображает, идет к окну и полупритворным-полуискренним жестом солидарности кладет руку Кларе на плечо и слегка прижимает ее к себе.)

Клара(горестно, почти плача, напыщенно). Эта ужасная чужбина будоражит все мое существо! О, природа! Каждая ночь поистине чревата чудесами. Вечные силы гармонии правят меж землею и звездами. (Аэли утешительно, но с легким сердцем похлопывает ее по спине и за ее же спиной поглядывает на Луизу и театрально вращает глазами, давая понять, насколько Клара действует ей на нервы. Луиза жестами выражает полное согласие.) О, природа. Величайшие из страхов мужчины — страх перед природой и страх перед женщиной. Но еще страшнее для него собственное тело. (Блеющий смешок Комманданте, который прижимается к девочке и трется об нее, не замечаемый Кларой. Аэли за ее спиной пожимает плечами, продолжая гримасами разговаривать с Луизой.) Ландшафты жуткого страха в отмерших головах мужчин. Черный день природы, только его и видит мужчина, воплощая в своем творчестве. Старые бюргерские бредни о голове как вместилище гения. (Теперь она говорит с неподдельным чувством.) Пустая блажь! Мания величия! Темный лабиринт! Тяжкий груз головы, который надо тащить и тащить. Нескончаемый безумный поиск чего-то небывалого, еще не изреченного, не написанного, не озвученного. Не-по-вто-ри-мость! (Ее подташнивает, она прерывается. Аэли рассеяно гладит ее по голове.) И они уже не могут говорить ни о чем ином, все твердят свое и твердят… Неутолимая жажда уникальности… высвобождает энергию, и машина искусства крутится, крутится, крутится…

Аэли. Успокойтесь, милая! Рано или поздно это должно случиться, вы же его знаете. К тому же (переходя на шепот)… он и так вряд ли дееспособен. Мы поддерживаем в нем иллюзию уже не один месяц… есть определенные трюки…

Клара(кричит). Трюки!

Аэли. Да не кричите вы так!

Клара(с горечью). Трюки.