Клара Ш.: Музыкальная трагедия

Карлотта. Пташки, о которых я говорю, с большой радостью терпели бы одиночество, лишь бы быть знаменитыми (обе хихикают).

Княгиня. Блюдите пиетет к покойному, сударыни.

(Молнии. Клара покрывает поцелуями голову Роберта. В небе — зарница, отдаленный гром.)

Клара(внезапно вскрикивает). Роберт, я принесу тебе эдельвейс с горной кручи! (собирается влезть на горку слышно, как осыпаются камешки). Только бы не растревожить робких животных, не вспугнуть серну или горную козочку. (Все озадачены. Клара карабкается. По залу пробегает легкий ветерок, ощущается могущество природы.) Скажи что-нибудь, Роберт! При жизни ты лишь присыпал песком мертворожденных. Быть может, смерть избавит твою музыкальную речь от химеры. Теперь я уже не страшусь женской непреклонности и вот взбираюсь на фаллический символ! А ты не можешь ничего с этим поделать! (Лезет к вершине. Порывы ветра. Двери распахиваются и снова захлопываются.)

Клара(одолевая крутизну). Мужчина изображает, женщина подражает! Я ничего не создала, изображая твой шедевр на рояле. (Тяжело дышит. Тянется к эдельвейсу. Ветер усиливается.) Мужчина — водоворот, готовый расплескать сам себя. Женщина — водоворот, направленный внутрь. Кипень, обреченный бурлить в резервуаре стиральной машины. (Срывает эдельвейс, гремя осыпающимися камешками, сползает вниз, вкладывает цветок в уста Роберта, как сломанную ветвь в зубы подстреленного оленя.) Я почти больна от восхищения твоей дивной фантазией! (Ветер буйствует, предметы в зале подрагивают.) Я чувствую в себе разлив тепла, но и холод тоже. Скажи только, что за дух ты носишь в себе, чтобы я могла подражать ему. Если бы я хоть раз слилась с тобой, я бы уже не помышляла о сочинительстве! Я стала бы твоей открытой дверью! (Ветер завывает. Клара целует Роберта.) Ты мог писать свои новеллетты лишь потому, что касался таких губ, как мои! Я всегда ужасно боялась показывать тебе свои опусы, даже идиллию ля-бемоль-мажор. (Она вдруг отталкивает от себя мертвое тело. Тяжело дышит.)

Комманданте(своей жене, княгине, с гримасой отвращения). Только за Бетховеном признаю я почти сверхъестественное мастерство. Еще вчера, я хорошо помню, она блистательно сыграла нам обе сонаты-фантазии, опус 27. Какая пианистка! Первая, именуемая «Лунной» и посвященная Джульетте Гвиччарди, выражает безнадежное самоотречение, она рассказывает о пробуждении от слишком долго снившегося сна. Вторая с первых же тактов анданте передает ощущение покоя после бури, а потом, все увереннее, из аллегро виваче вырастает новая отвага, почти страсть.

Карлотта(целуя Луизу). Ты послушай, Луиза! Ты слышишь, как они опять стучат клювиками по стенам дома. Их тысячи! Миллионы! Прилежные ученики часами склоняются над клавишами, репродукторы надрываются, знатоки рассуждают о неуловимых оттенках. Один слышит нюансы, другой слышит то же самое, но совершенно иначе. Третий слышит то, что их разделяет. У них черепа раскалываются.

(Змеятся молнии, грохочет гром, сверкает снег на вершине. Несколько желтых листьев пролетает по залу. Мария в испуге бежит к матери. Та отталкивает ее так грубо, что девочка падает. Она плачет. Аэли утешает ее.)