Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Из помилования исключили проповедников и писателей, обеспечивавших «идеологическое обоснование» приговора. Был сначала арестован, но в декабре 1660 года выпущен из тюрьмы Джон Милтон, известный горячей поддержкой индепендентов. Тогда прокурор Финч воскликнул: «Этот Милтон был секретарем Кромвеля по латинскому языку и заслуживает, чтобы его повесили» [11, IV, 162]. У него были влиятельные друзья и покровители, среди которых знаменитая женщина той эпохи леди Рэнела, ученый и писатель (сестра физика Роберта Бойля). У нее был прямой «выход» на Кларендона, состоявшего с ней в переписке [132, 385]. Канцлер наверняка поучаствовал в судьбе Милтона: Рэнела помогала его жене, у которой периодически случались судороги непонятной природы. Доктора были бессильны, а отвар, который Рэнела изготовляла по собственному рецепту, помогал.

Другой известный республиканец, автор «Океании» Джеймс Гаррингтон, сочувствовавший Карлу I во время процесса, был арестован в 1661 году по обвинению в участии в заговоре против правительства Карла II, в отличие от Мильтона он умер в заключении. Жертвами роялистских репрессий стали некоторые республиканцы, не имевшие прямого отношения к вынесению приговора Карлу I. Летом 1661 году Генри Вейна приговорили к квалифицированной казни, которую король заменил отрубанием головы. Его обвинили в подготовке убийства Карла II в 1659 году. От республиканских принципов он не отрекся, что стоило ему жизни. Генерал Джон Ламберт, суд над которым состоялся, как в случае с Вейном, по инициативе Кавалерского парламента, вел себя иначе, покаявшись в ошибках и признав новую власть. Он скончался в заключение в 1684 году. Артур Хезельриг, один из пяти депутатов, которых Карл I хотел арестовать в январе 1642 года, отказался войти в Верховный трибунал, но казнь короля одобрил. Избежав казни благодаря Монку, он умер в Тауэре в 1661 году.

В течение первых месяцев после возвращения Карла II отношения новых властей с Конвенционным парламентом складывались, в целом, с взаимопониманием. Почему не встал вопрос об ограничении полномочий королевской власти на условиях, согласованных с Карлом I во время гражданской войны? На это повлияли два обстоятельства: во-первых, реставрация монархии оказалась безальтернативной, поэтому все козыри были у короны; во-вторых, Бредская декларация была составлена столь искусно, что давала надежды всем политическим группам. Роялисты надеялись вернуть утраченные в период междуцарствия земли. Индепенденты и нонконформисты, не говоря о пресвитерианах, находили в ней намеки на сохранение религиозных свобод, характерных для 1650-х гг. Страхи тех, кто сотрудничал с прежним режимом, были успокоены обещанием прощения. Ни Конвенционный, ни Кавалерский парламенты не пытались добиться прав, завоеванных Долгим парламентом у короны в 1641–1642 гг. Речь не шла о восстановлении органов, использовавшихся Карлом I: Звездной палаты, Совета по делам севера, Высокой комиссии. Однако за королем сохранились право назначения в Тайный совет, высших чиновников и официальных лиц на местах. Акты, принятые в 1661 и 1662 гг., сохраняли за короной полный контроль над милицией. Трехгодичный акт 1664 года в отличие от аналогичного акта 1641 года устанавливал, что перерыв между парламентами не мог быть больше трех лет, но не содержал никакого механизма на случай, если король игнорирует это положение. Акты о запрещении подачи петиций в условиях беспорядков и о цензуре усиливали прерогативы короны. Король обладал правом налагать вето на парламентские акты, откладывать их исполнение в полном объеме или частично, созывать и распускать парламенты, проводить внешнюю политику. В принципе Карл II обладал такой же властью, как его французский кузен Людовик XIV, однако практически не обладал для этого ни способностями, ни финансовыми ресурсами [34, 290].