Клариса. По ту сторону холста

Проснувшись, я ощутила жуткий озноб и, встав, принялась ходить по камере в тщетных попытках согреться. И еще очень хотелось есть. Дома я только позавтракать успела, а потом мы пили чай с эмакум Кокориной и нервничали. Лучше бы мы пообедали. И если проблему с туалетом решила дырка в полу, размером с мой кулак, то есть очень хотелось. И пить. Ни еды, ни воды мне никто не приносил. Вообще в этот коридор никто не заходил. Как будто про меня все забыли. Приди сейчас старая Бабка-Яга, я бы ей обрадовалась, как родной. А если бы она принесла кружку воды, вообще расцеловала.

Где-то к вечеру, по моим расчетам, жажда окончательно доконала меня. По-моему, без воды организм может протянуть два дня? Именно про это говорила старая карга. Значит, у меня в запасе остались часы. Потому что по моим ощущениям шли вторые сутки. Я уже не пыталась согреться. Зубы стучали, губы обветрились и покрылись корочкой, во рту была сушь и я, кажется, заболела, потому что кожа горела.

А потом я стала проваливаться в сон или бред. И вот однажды в этот бред все-таки пришла Баба-Яга, и в мой рот полилась жидкость. И она своим скрипучим голосом говорила:

— Не поймешь этих благородных. То не заботься. То не дай умереть, она еще нужна. Не поймешь, чего сами хочут. Хочут. Хочут. Хохочут.

А потом жуткий смех. И снова в мое горло льётся жидкость, и я глотаю, потому что отчаянно хочу жить.

— А ты красивая. Как Чени. Беатрис Чени. Проклятая отцеубийца. Ты как Чени. Чени. Чени.

Это эхо и хохот в моей голове. Эхо и хохот. Я в горах? А потом я снова лечу и лечу.

— Мы обойдем всю тюрьму сверху донизу. Каждую камеру. Я проверю лично, — этот голос.

Я его помню. Знакомый голос. Кажется, я даже любила этот голос. Или это было не в этой жизни, а в другой?

— Уверяю вас, Ваше сиятельство. Этого просто не может быть. В моей тюрьме не содержат юных несовершеннолетних несок. Это просто абсурд. То, что вы говорите, невозможно и в кошмаре придумать.

— Это ваша жизнь превратится в кошмар, если хоть одно из моих подозрений подтвердится.

Я вспомнила. Рихард. Голос зовут Рихард. Надо его позвать. А зачем? Надо. Я кажется, упала откуда-то. Кровать? Надо подползти и позвать. Только вот голоса почему-то нет. Надо зацепиться за решетку. И свет все ближе. Сил уцепится не хватило. Но рука выпала из камеры. Я лежала на полу. Пол, горячий какой. Обогрев пола? Зачем они стали обогревать пол. И так тут жарко, и дышать нечем. И тут рык. Лев? Я в Африку попала? Поэтому так жарко и львы.

— Клари?!

Жуткий треск. Это решетка, у которой я лежала. Сломали. А кто чинить-то будет? И опять рык. Точно львы. Расплодились.

Меня обхватили и прижали к чему-то прохладному и твердому.

— У нее жар. Она вся горит. И обезвоживание. Лихорадка. Ваше сиятельство, разрешите мне. Отпустите её. У нас не так много времени её спасти. Вот этот флакон в нее нужно влить, — это кто-то другой.

Меня отпустили и в горло опять что-то полилось.

— Ваш-ше сияте-ельство. Я в-вас уверяю. Я н-не-е зн-нал.

В Африке есть овечки? Потому что он явно блеет, а не говорит.

— Если она умрет, я разнесу Бастиду по кирпичику. А вас под ними похороню.

Ну, я же говорила, что Бастилию разрушили. И площадь там теперь. А мне не верили.

— Ваше сиятельство, нужно уходить отсюда и выносить ее из подземелья. Сейчас отвар подействует и уходим. К вам домой? Я могу предложить отдельную палату и уход.

— Нет. У меня дома и уход, и врачи. Берите всех, кого нужно. Любые расходы. Она должна жить.

Ну, если таким тоном приказывают жить, как я могу, не подчиниться? И с этой мыслью я провалилась в темноту.

Очнулась я кровати в замке герцога. Его рядом не было, но подушка рядом примята, так что он явно тут ночевал. Я попыталась привстать на подушке, но сил не было. И тут я вспомнила и арест, и тюрьму. А потом эти кошмары и галлюцинации. Все закончилось?

— Неска Клариса, не пытайтесь встать. Вот выпейте. Это просто замечательно, что вы пришли в себя. Теперь вы точно поправитесь.

Я что-то пила, а потом спала. Пила и спала. Пока мне это не надоело, и я взбунтовалась. Сколько можно спать-то? И когда к моим губам опять поднесли чашку, я решительно её отодвинула.

— Мне надоело спать. Хватит. — Чашка пропала, и меня приподняли в подушках. Ну, наконец-то.

Я сидела на диване в кабинете Рихарда. В другом кабинете. Тот сломали. Герцог, пока искал меня, сломал там все, что можно было сломать. Да и после убийства, находится там было бы тяжело всем. Поэтому там теперь ремонт. Рихард снес стену и объединил бывший кабинет, с какой-то там гостиной. То ли белой, то ли синей. Но точно знаю, что теперь она будет бежевой. Новый кабинет был больше. Раньше это была часть библиотеки. И тут уместился диван, на котором я теперь почти всегда и лежала. Меня приносили и уносили. Меня теперь все время таскали на руках, как куклу Суок из сказки «Три толстяка». Хорошо хоть в коробку не упаковывали.