Читаем Кларкенвельские рассказы полностью

Тут на фоне этого пестрого великолепия появились шесть носильщиков с паланкинами, на которых восседали двое горожан, изображавших Провидение и короля Ричарда II. Они обнимались и целовались, пока их несли через сцену и дальше, на Корнхилл. Следом прикатила повозка, запряженная парой лошадей с позолоченными седлами и уздечками. Блестящими от возбуждения глазами Гантер следил за пышной процессией, стараясь не упустить ни малейшей подробности. На повозке возвышалась огромная раскрашенная модель мироздания; на блестящих шарах, представлявших небесные тела, в разных позах сидели голые мальчики. Сразу за повозкой выехала платформа, на которой стоял связанный по рукам и ногам юноша в костюме из белой кожи — его позаимствовали у Адама, героя мистерий; на коже были краской написаны цифры. Рядом стоял человек в одеянии астролога — длинном, подбитом мехом плаще с капюшоном. «Что это за туманное искусство? Сие есть таинство чисел», — возглашал астролог. Впрочем, Гантер почти не слышал его за оглушительным трезвоном: между подмостками и телегами толпой шли музыканты с арфами, лютнями, скрипками и другими струнными инструментами, с волынками, трубами, дудками и бубнами. Это был канун Успения Пресвятой Девы Марии,[80] — летний вечер, когда, по обычаю, устраивались массовые гулянья в честь могущества и славы Лондона.

На стенах и валах, опоясывавших город, бухнули пушки — «для пущего веселия», как сказал мэр. Грохот был изрядный, Гантер поморщился. Теперь по Чипсайду мимо Великого Креста шли многочисленные члены разных торговых гильдий. За ними — облаченные в старинные костюмы представители основных округов города; при этом жители Бриджа и Уолбрука несли алые копья, а жители Фаррингдона и Олдерсгейта — копья черные, усыпанные белыми звездами.

— Ради всего святого! — послышалось непонятно откуда. Гантер даже вздрогнул. — Ради всего святого, подайте бедняку денег или еды!

Недалеко от пересечения с Уотлинг-стрит из углубления в стене выступил нищий с котомкой и посохом. Место это первоначально называлось «Укрытие, чтоб в дождь не замочиться», но вскоре его прозвали «Укрытием, чтоб помочиться».

— Горе-горькое у меня, господин мой. Потерял всё, что имел.

В ярком солнечном свете Гантер вгляделся в лицо попрошайки: крупный нос, высокий широкий лоб. Возможно, он был выдающимся ученым, но по воле слепого случая или рока превратился в одного из тех, кто, сидя в пыли, беспомощно взирает на окружающий мир.

Лекарь достал из кармана пенни и протянул нищему:

— Помоги тебе Бог.

— Благодарю вас, сэр, за доброту вашу, — заученно и привычно забубнил нищий. — Буду Бога молить, чтобы помог мне воздать вам сторицей.

Гантер был хорошо знаком с запахами человеческого тела, и тяжелый дух, исходивший от бедняка, не оскорблял его обоняния, хотя явственно отдавал ночным горшком. Нищий, по видимости, был вполне здоров, только на лбу виднелись странные круглые пятна.

— Под волосами есть струпья? — спросил лекарь. Нищий кивнул. — Как пойдешь в поля, набери травы, что в народе зовут печеночником. Растет во влажных местах. Поплюй в плошку, разотри траву в кашицу и приложи к голове.

Нищий рассмеялся:

— Вот жизнь пошла, господин мой! Вместо волос человек должен траву на голове растить.

— Ничего страшного, главное — чтоб помогло. Храни тебя Господь.

Смех бедняка почему-то напомнил ему песенку, которую он выучил в детстве. Свернув за угол, лекарь вполголоса запел:

Nos vagabunduliLaeti, jucunduli,Tara, tarantare, teino.[81]

Ему вспомнилась поговорка: «Нищие — что Божьи менестрели». Он зашагал по Уотлинг-стрит, в ушах все еще звенела детская песенка; внезапно снова нахлынул страх: за ним опять кто-то крался. Лекарь поспешно свернул на Лэм-элли и вышел к Синк-Корт. Сзади отчетливо слышались шаги. Гантер с нетерпением ждал — вот сейчас появится тот, кого он страшится. Из переулка вышел человек средних лет, в старомодном кожаном камзоле и кожаной шапке. Гантер узнал Бого, судебного пристава; совсем недавно он лечил Бого — у того воспалилось бедро. Гантер с облегчением окликнул бывшего пациента:

— Что это значит, Бого? Или ты запамятовал, где я живу? Зачем ходишь за мной по пятам?

— Я вас приметил, господин Гантер, когда вы смотрели праздничную процессию, и решил: надо без проволочки открыть вам, что меня гнетет. Как предсказывал святой Павел, в эти дни свершится зло.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [classica]

Процесс Элизабет Кри
Процесс Элизабет Кри

80-е годы XIX века. Лондонское предместье потрясено серией изощренных убийств, совершенных преступником по прозвищу «Голем из Лаймхауса». В дело замешаны актриса мюзик-холла Элизабет Кри и ее муж — журналист, фиксирующий в своем дневнике кровавые подробности произошедшего… Триллер Питера Акройда, одного из самых популярных английских писателей и автора знаменитой книги «Лондон. Биография», воспроизводит зловещую и чарующую атмосферу викторианской Англии. Туман «как гороховый суп», тусклый свет газовых фонарей, кричащий разврат борделей и чопорная благопристойность богатых районов — все это у Акройда показано настолько рельефно, что читатель может почувствовать себя очевидцем, а то и участником описываемых событий. А реальные исторические персонажи — Карл Маркс, Оскар Уайльд, Чарльз Диккенс, мелькающие на страницах романа, придают захватывающему сюжету почти документальную точность и достоверность.

Питер Акройд

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Исторические детективы
Ночь будет спокойной
Ночь будет спокойной

«Ночь будет спокойной» — уникальное псевдоинтервью, исповедь одного из самых читаемых сегодня мировых классиков. Военный летчик, дипломат, герой Второй мировой, командор ордена Почетного легиона, Ромен Гари — единственный французский писатель, получивший Гонкуровскую премию дважды: первый раз под фамилией Гари за роман «Корни неба», второй — за книгу «Вся жизнь впереди» как начинающий литератор Эмиль Ажар. Великий мистификатор, всю жизнь писавший под псевдонимами (настоящее имя Гари — Роман Касев), решает на пороге шестидесятилетия «раскрыться» перед читателями в откровенной беседе с другом и однокашником Франсуа Бонди. Однако и это очередная мистификация: Гари является автором не только собственных ответов, но и вопросов собеседника, Франсуа Бонди лишь дал разрешение на использование своего имени. Подвергая себя допросу с пристрастием, Гари рассказывает о самых важных этапах своей жизни, о позиции, избранной им в политической круговерти XX века, о закулисной дипломатической кухне, о матери, о творчестве, о любви. И многие его высказывания воспринимаются сегодня как пророчества.

Гари Ромен , Ромен Гари

Биографии и Мемуары / Проза / Современная проза / Документальное
Кларкенвельские рассказы
Кларкенвельские рассказы

Питер Акройд — прославленный английский прозаик и поэт, автор бестселлеров «Процесс Элизабет Кри», «Хоксмур», «Журнал Виктора Франкенштейна», «Дом доктора Ди», «Чаттертон», а также биографий знаменитых британцев. Не случайно он обратился и к творчеству Джеффри Чосера, английского поэта XIV века — создателя знаменитых «Кентерберийских рассказов». По их мотивам Акройд написал блестящую мистерию «Кларкенвельские рассказы», ставшую очередным бестселлером. Автор погружает читателя в средневековый Лондон, охваченный тайнами и интригами, жестокими убийствами и мистическими происшествиями. А тем временем безумица из Кларкенвельской обители — сестра Клэрис, зачатая и родившаяся в подземных ходах под монастырем, предрекает падение Ричарда II. В книге Акройда двадцать два свидетеля тех смутных событий — от настоятельницы обители до повара, каждый по-своему, представляет их. Эти разрозненные рассказы соединяются в целостную картину лишь в конце книги, где сам автор дает разгадку той темной истории.

Питер Акройд

Проза / Классическая проза / Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза