Так и в "Обиде Доу Э": судя по упоминанию об экзаменах, действие пьесы происходит при Сунах, но уже в завязке читатель сталкивается со злом, особенно свирепствовавшим именно при Юанях, — ростовщичеством. Бедняк-ученый, чтобы расплатиться с долгами, вынужден отдать процентщице свою дочь. Пусть ее в рабыни, а в невесты ее малолетнему сыну — все равно процентщица оставалась в барыше: не придется тратиться на дорогостоящие свадебные подарки, а пока что девочка будет прислуживать в доме. Безрадостно начатая жизнь Доу Э рано приходит к трагическому исходу — ее казнят за чужое преступление. Достойно внимания, с каким искусством, нигде не "пережимая", ведет сюжетную линию драматург. Его персонажи вовсе не патологические злодеи, их поступки объясняются самыми что ни на есть прозаическими мотивами. Лекарь не мог вернуть долг старухе и решил ее задушить; отец и сын Чжаны, спасшие ее, позарились на богатство свекрови и молодость вдовой невестки; старуха побоялась пойти им наперекор; случайно отравив отца, Осленок ради собственного спасения должен свалить вину на кого-то другого; жадного и подлого судью меньше всего интересует истина — ему бы лишь выколотить из обвиняемого признание… И некому пожаловаться на несправедливость — разве только всеведущему Небу. Но Доу Э не только жалуется, она обвиняет верховные божества — Небо и Землю — в забвении своего прямого долга, в потакании злодеям и притеснении слабых. И, как бы устыдившись, Небо ниспосылает чудеса, подтверждающие невинность Доу Э, а ее отыскавшийся наконец отец воздает по заслугам правым и виноватым.
Казалось бы, справедливость восстановлена, — но уже после гибели героини. Так можно ли эту и подобные пьесы называть трагедиями? Думается, что да: ведь и у Шекспира злодеи караются по делам их. Но нужно сказать, что по трагическому накалу страстей, по глубине философского осмысления противоречий человеческого бытия китайская классическая драма заметно уступает европейскому театру, рожденному эпохой Возрождения: ее творцы не пережили ни такого бурного расцвета гуманистических идеалов, ни такого быстрого их краха. Они творили в эпоху, когда феодальный строй был еще жизнеспособен, на их творчество влияло и оптимистическое мироощущение жителей процветающих городов, и буддийская вера в будущие перевоплощения и воздаяние за грехи. Кроме того, в Китае литература издревле рассматривалась как своего рода моральный кодекс и учебник жизни, в котором каждый "пример" должен сопровождаться недвусмысленным приговором.
Применительно ко многим пьесам слово "приговор" имеет не только фигуральный, но и юридический смысл — их финалы завершаются чтением судебного вердикта пли решения государя. В роли вершителя правосудия чаще других выступает Бао Чжэн — реально существовавший, во идеализированный позднейшей молвой сановник XI века. Иногда он наделен сверхъестественными чертами — может вызвать по ночам души умерших и с их помощью выяснить подлинные обстоятельства дела. Но чаще он изображается вполне реальным персонажем, только более проницательным и бесстрашным, чем окружающие. В остро реалистической пьесе анонимного автора "Поставки риса в Чэньчжоу" он разоблачает обирающих население области чиновных грабителей и карает их, несмотря на высочайшее покровительство двора. Порой, однако, и обширных полномочий Бао Чжэн оказывается недостаточно для того, чтобы добиться правды. В пьесе "Лу Чжай-лан" (не исключено, что она написана Гуань Хань-цином) он без труда узнает, что местный сатрап, по имени которого названа драма, в действительности убийца, насильник и клеветник. Но чтобы добиться разрешения на казнь негодяя, Бао Чжэну приходится записать его имя другими, по начертанию похожими, иероглифами — такую силу тот имеет при дворе.