Классическая драма Востока

Приносились здесь жертвы с напевом святым;
Пахнет маслом топленым; возносится дым,
Застилает он прелесть
Тех деревьев, чьи корни питает вода
Ручейков, что с вершины сбегают сюда,
Листьев слышится шелест,
И оленей бестрепетно бродят стада,
Будто с родом людским прекратилась вражда!

Колесничий. Все так и есть.

Душьянта (проехав немного вперед). Не будем тревожить обитателей святой пустыни: останови колесницу, я сойду.

Колесничий. Я крепко держу поводья, государь.

Душьянта (сходит и оглядывает себя). В святую обитель полагается вступать в скромной одежде и без оружия. Возьми украшения и лук. (Отдает все колесничему.) Пока я буду у отшельников, искупай лошадей.

Колесничий. Повинуюсь, государь. (Уходит.)

Душьянта (идет и смотрит вокруг). Вот врата обители. Я войду. (Войдя, чувствует подергивание в руке.) Рука моя дрожит, примета хорошая, но к чему она здесь?

От всех страстей обитель далека,
Так почему дрожит моя рука?
 Или повсюду мы стоим у врат
Грядущего — и нет пути назад?

Голоса за сценой. Входите, входите, подруги!

Душьянта (прислушиваясь). Справа от купы деревьев как будто слышатся голоса. Пойду вперед. (Идет и смотрит кругом.) Да это девушки-отшельницы, и у каждой — кувшин, и как раз такого размера, чтобы ей легко было его нести. Они идут утолять жажду молодых деревьев. (Пристально разглядывая.) Какое чарующее зрелище!

Лишь девушки в спасительной глуши
Так целомудренны, так хороши,
А во дворцах, на женской половине,
Подобной красоты нет и в помине:
Лиан садовых так затмят красу
Лианы, свет узревшие в лесу!

Укроюсь в тени и подожду девушек. (Стоит и смотрит.)

Появляется Шакунтала с двумя подругами; они поливают деревья.

Шакунтала. Сюда, сюда, подруги!

Анасуйа. Мне кажется, милая Шакунтала, что твоему отцу, святому Канве, деревья дороже, чем ты, — иначе он не приказал бы тебе, которая нежнее лианы, наполнять водой все канавки около деревьев.

Шакунтала. Я это делаю не только по приказу отца. Я люблю деревья, они для меня — родные сестры. (Поливает деревья.)

Душьянта. Так это и есть дочь святого подвижника! Поистине, почтенный Канва поступает плохо, возлагая на нее такую тяжкую работу в обители.

Кто принуждает молодость прелестную
Жить в пустыни, надев кору древесную,
Тот вздумал лотосовыми листами
Рубить твердейшую лиану Шами[43]

.

Укроюсь под сенью дерева и полюбуюсь на нее, невинную. (Прячется.)

Шакунтала. Милая Анасуйа, наша Приямвада так затянула на мне одежду из бересты, что она жмет. Прошу, распусти ее.

Анасуйа. Как хочешь. (Распускает одежду.)

Приямвада (смеясь). Почему ты упрекаешь меня, — вини свою цветущую молодость, которая так развила твои груди!

Душьянта. Она права.

Вот одежду из коры древесной
На плече связует узелок,
И наряд суровый, жесткий, тесный,
 Холмики ее грудей облек.
Всех движений спрятана веселость,
Свежая сокрыта красота, —
Так цветок порой упрятан в полость
Слабого, поблекшего листа.

Но если говорить правду, берестяная одежда, хотя и не соответствует ее юной прелести, по-своему украшает ее:

Цветущий лотос нам приятен, Хоть грязной тиною обвит. Хоть на луне и много пятен — А все же хороша на вид! И этой девушки сиянье Еще красивей и сильней Не потому ли, что на ней Берестяное одеянье?

Шакунтала (смотря вперед). Ветерок колеблет пальцы-побеги деревца кесары[44], и они как бы манят меня. Подойду и посмотрю. (Приближается к дереву.)

Приямвада. Не двигайся, Шакунтала, постой одно мгновение там, где ты стоишь.

Шакунтала. Почему?

Приямвада. Когда ты приблизилась к дереву, мне почудилось, будто лиана обвила ствол кесары.