Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

Ты в дальний поход снаряжаешься, о господин?
Какая-то, видно, в душе у тебя червоточина.
В пустыню твой путь, где, виденьем воды обмороченный,
Я слышала, слон потерялся уже не один.

Весь в мысли свои погруженный, рукою могучею

Ты лук напрягаешь — и звонко поет тетива.
С лицом опечаленным, словно подернутым тучею,
Следит за тобой госпожа — ни жива, ни мертва.

Примерив свои рукавицы и наручи прочные,

Подушечкой пальца ты пробуешь стрел острия.
Глаза у подруги твоей — как две чаши цветочные,
Вечерней росою наполненные по края.

В мечтах о добыче все радостней и дерзновеннее,

От ржавчины ты отчищаешь метательный круг.
Но, как лепестки, — лишь пахнет холодов дуновение,—
Браслеты спадают, смотри, у жены твоей вдруг. [299]

Скажи,

Зачем ты ее оставляешь? Тревогой волнуема,

То плачет она, то безмолвствует, горе тая.
В разлуке с тобою погибнет она неминуемо.
Тогда воскресит ли ее вся добыча твоя?

Прислужница госпожи — господину

Сущее пекло — пустыня. Деревья там редки.
Скупы на тень, как сквалыги на траты, их ветки.
Никнут они, увядают, как молодость нищих:
Тленье и гниль поселяются в их корневищах,—
И погибают — безвинные люди на плахе.
Стонет страна в безграничном отчаянье, страхе,
Если бесчинствует царь, покрывая позором
Царское имя свое, — и нет меры поборам
Алчных советников. Всюду — одно запустенье.
Не такова ли пустыня, лишенная тени?

Путь твой — туда. Но об этом решенье суровом

Ты, господин, не обмолвился дома ни словом.
Знай госпожа — и, подобно горюющим вдовам,
Плакать ей долгие ночи на ложе пуховом.

Знай госпожа — и во тьме беспросветной, кромешной,

Бедной вздыхать, предаваясь тоске безутешной.
Чуть отодвинешься ты — утешать безуспешно!
Как оправдаешься ты перед нею, безгрешной?

Знай госпожа — и конец красоте и здоровью;

Горькое горе приникнет к ее изголовью.
Сердце ее, господин, обливается кровью,
Если твой взгляд — хоть на миг — не пылает любовью.

Госпожа — прислужнице