Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы

Война с турками идет весьма успешно654. В восемь недель совершено то, что, бывало, делалось в два, три года, а наши армии стоят ныне на том пункте, с которого началась четвертая кампания в 1810 году655. Сие должно приписать сколько храбрости войск, искусству предводителей, благоразумию плана, столько же и личному присутствию там Государя656. Без Него не было бы и половины сих успехов. Запорожцы и некрасовцы не сдались бы никому, кроме русского Царя, главы Церкви, общей нашей матери657. И как благородно Он принял их! Какая великодушная доверенность. Здесь боялись сей доверенности Государя, утверждая, что козакам сим верить не должно. Пустое опасение! Я скорее поверю запорожцу, нежели англичанину. Люди полуобразованные, полудикие скорее почувствуют цену доверенности, нежели полированные дипломаты. Опасения другого рода основательнее: говорят, что Государь слишком вдается в опасности при осадах и в сражениях. Это правда: Он увлекается своею храбростию; Он хочет показать войскам, что сам для славы и пользы отечества готов жертвовать тем, чего у них требует. Но пусть Он в сии минуты вспомнит и о нас. Пусть вспомнит, какие завоевания и победы ожидают Его в кабинете. Наши взяточники стоят турок: война с турками есть наружная язва, которую можно лечить смело, имея к тому средства; безнравственность наших чиновников, дикость, в коей растет поколение нынешнее, есть внутренний недуг гораздо опаснейший, он нечувствительно может добраться до сердца. Для чего не могу сказать Ему вслух: Государь! береги Себя для нас и для Своей славы. Между тем сим опасением, сею нетерпеливостию выражается общее чувство любви и доверенности к Государю. Все смотрят на Него с восторгом и надеждою. Каждый видит в нем своего хранителя и защитника. Всяк чтит в Нем человека благородного и праводушного; всяк смотрит на Него как на родного и боится одной мысли о Его потере.

Одно происшествие нынешней войны произвело здесь неприятное впечатление: это неудачный штурм Браиловский658. Не быв на месте, не имея подробных сведений, не могу судить об основательности господствующих на сей счет мнений. Может быть, и можно было обойтись без сей потери; может быть, надлежало бы обождать действие мин; но дело сделано, и Провидение устроило оное к лучшему, ибо может быть, что в случае удачи штурма мы потеряли бы вдвое более людей. Да поди толкуй с людьми! Обвиняют запальчивость Великого Князя М[ихаила] П[авловича]659, но он не один был тут. Некоторые люди, дальновиднее других, находят, что значительная потеря под Браиловым, как и все в свете, будет иметь и хорошие следствия: русские кровью своею покупают триумфы: если б крепости сдавались без бою, то можно б было в чужих краях обвинить нас в употреблении подкупов или чего другого. И то надобно сказать: если б правительство вздумало скрыть потерю, объявить, что турок погибло 10000, а у нас ранены два казака и лошадь, то восторгам не было бы конца – на одну неделю. Но я нахожу, что сия самая откровенность, сие праводушие приличны правительству сильному и твердому. Правда все переживет. Тем смешнее трусливость некоторых субальтернов660. Государь и брат Его стоят под ядрами врагов; тысячи бросаются бесстрашно на смерть, и это всем известно. А здесь боятся шутовских статей в иностранных журналах. Поверишь ли, что здешнее Управление Министерства иностранных дел661 задержало на одной неделе пять нумеров «Journal des débats»662! И жалко и смешно! Сверх того это и вредно. Что могло быть в них? Разглагольствия какого-нибудь парадного шута в Chambre des Députés663. А публика наша, которой недосуг рассчитывать расстояния, толкует: «Верно, сделалось что-нибудь худое! Верно, дали знать в Париж по телеграфу о какой-нибудь беде в армии». Иностранцы, имеющие случай читать сии запрещенные листы у своих министров664, видят, что в них ничего нет, смеются над глупою трусостию нашего министерства, т. е. его представителей!