Обычно литературный скандал рассматривается как явление дисфункциональное, лишь мешающее нормальному ходу литературной жизни. Например, В. А. Миловидов и А. С. Соловьева полагают, что «фактор скандальности <…> в высшей степени неблагоприятно сказывается на социуме и на личности»157
. Нора Букс считает, что «современное определение феномена [скандала] можно свести к следующему: скандал – умышленное нарушение принятой системы значений или также заданная неприличность поведения или текста. <…> Скандал, как правило, стремится обеспечить сбой системы». «Главная его цель – разрушение или хотя бы нарушение принятых в обществе норм или функционирующих ритуалов <…>»158. В лучшем случае отношение к скандалам амбивалентное. Так, А. В. Дмитриев и А. А. Сычев пишут, что «скандал выполняет двойственные функции в обществе. С одной стороны, он приковывает внимание публики к какому-нибудь сбою в социальной системе и тем самым способствует выработке мер по его ликвидации. <…> С другой стороны, если общество постоянно сотрясают скандалы, это свидетельствует о серьезных социальных проблемах. В больших количествах скандалы наносят серьезный ущерб репутации властей и снижают уровень доверия к существующим социальным институтам и практикам»159.В своей статье я попытаюсь продемонстрировать, что скандалы – нормальный элемент литературной системы, выполняющий важную конструктивную стабилизирующую роль, которого нет в системе еще не развитой или действующей в условиях жесткого политического контроля над средствами коммуникации.
Но для начала отмечу, что моя работа выполнена в рамках социологии литературы. Это значит, что каждое событие в мире литературы, каждое действие литератора рассматривается не как нечто изолированное, самостоятельное, а как социальное взаимодействие, то есть взаимодействие автора, публики, цензуры и других властных инстанций, критики, книгоиздателей и т. д.
Еще задумывая произведение, автор ориентируется на некоторого воображаемого читателя, который во многом зависит от читателя эмпирического: автор знает отклики на свои произведения знакомых, иногда «рядовых» читателей; знает читательские вкусы по тому, как раскупаются и воспринимаются произведения других авторов; знает требования формальной или неформальной цензуры (ср. нынешнюю ситуацию с ненормативной лексикой); знает запросы книгоиздателей, критиков и т. п. Он может или подлаживаться под них, или, напротив, провокативно идти против них. Так или иначе, читатель выступает сотворцом произведения.
Это же касается явлений литературного быта. Какое-либо действие литератора может быть совершено в узком дружеском кругу и не стать общественным событием, а может стать публичным и в этом случае меняет свое значение, в результате действий публики и прессы становясь общественно значимым поступком.
Попробуем же с этих позиций подойти к литературному скандалу.
В приведенных мной определениях скандала ничего не говорится о нарушении закона. И действительно, когда говорят о скандале, а тем более литературном, речь идет обычно о нарушении моральных, а не юридических норм (хотя дебош может быть квалифицирован и как хулиганство, то есть нарушение закона, пусть и не очень серьезное). А. Г. Волынская справедливо отмечает, что «практики скандала происходят именно в ценностно-моральной сфере и придают значение общественным нормам, бытованию морали в обществе и ценностным понятиям вроде нормального и ненормального, дозволенного и недозволенного, правильного и неправильного»160
. Весьма редко действия, которые расцениваются обществом как литературный скандал, влекут за собой судебные иски и процессы.Мораль – это комплекс неписаных норм, регулирующих взаимоотношения людей. Есть моральные нормы, единые для какого-то общества, а есть такие, которые присущи определенному слою, определенной возрастной среде, определенному социальному институту. В этом смысле можно говорить и о литературной морали. Нередко в качестве синонима употребляют выражение «литературная этика». Слово «этика» лучше использовать для обозначения науки о морали, но поскольку выражение «литературная этика» стало привычным, буду пользоваться им в своей работе и я.
Сразу же отмечу, что речь далее пойдет главным образом о собственно литературном скандале, а не о скандале с участием литераторов. В первом случае речь идет о нарушении норм литературной морали, во втором – о нарушении литераторами общих моральных норм (например, в случае драки Куприна с Л. Андреевым 2 ноября 1911 г. на квартире актера Н. Н. Ходотова161
или в случае писателей-кошкодавов162). Однако если в обществе начинают подчеркивать, что подобные поступки особенно нехороши для писателей, которые должны давать образец высокоморального поведения, то подобный скандал становится и литературным.