Не хочу слушать возражения и у меня нет абсолютно никакого желания брать ее с собой. Поэтому быстро разворачиваюсь, выхожу из квартиры и спускаюсь вниз по лестнице. На втором пролете слышу звук хлопающей двери, закрывающихся замков и частый топот ног.
Ангелина Андреевна догоняет меня на первом этаже. Я оборачиваюсь. Поверх домашней майки, накинут легкий серый плащик, на ногах потертые кроссовки, лосины она, естественно, переодеть не успела.
— Я сказала — я еду с вами, — твердо заявляет девушка.
Я усмехаюсь, но мне ничего не остается, как только взять ее с собой.
В машине мы едем в напряжении. Я хмуро слежу за дорогой, Ангелина Андреевна теребит пояс от плащика пальцами.
— Константин Борисович рассказал, как это произошло? — осторожно спрашивает девушка.
— Кто? — не понимаю я.
— Тренер. Тренер по дзюдо.
— А! — что-то такое припоминаю я. — Сказал, что после занятий на Мишу напала толпа пацанов в мужской раздевалке. Четверо на одного. Пока взрослые услышали, пока прибежали, его уже хорошо отмутузили. Но скорую вызывать не стали — говорят, только ушибы и ссадины, сотрясения нет. Ничего критичного.
— Просто ужас! — закатывает глаза девушка. — Это же так подло — толпой на одного.
— Да, подлый поступок, — угрюмо соглашаюсь я. — На обычную драку, я бы и внимания особого не обратил. А здесь… Нужно разбираться.
— Вы нервничаете, — замечает Ангелина Андреевна. — Я и сама сильно нервничаю.
— Я злюсь, — коротко отвечаю я.
— Не похоже.
— Нервничать я уже давно перестал. Бесполезное занятие.
— А злость, значит — полезное.
— С ней я борюсь. Но иногда она необходима.
— Думаю, не в данной ситуации… — пытается поучать меня училка.
— Вы много думаете, Ангелина Андреевна! — раздраженно говорю я и резко торможу машину у школьных ворот.
Мы выходим из машины и быстрым шагом идем к зданию школе. Девушка едва поспевает за мной, но у меня нет ни времени, ни причин чтобы ее ждать.
— Ангелина Андреевна! Что ж такое творится-то, а? Бандиты какие-то, ей-богу, — вахтерша бросается к училке, едва мы успеваем переступить порог.
Позади нее маячит бледное лицо пожилого худощавого охранника с густыми черными усами.
— Где они? — спрашивает Ангелина Андреевна, не давая вахтерше распалиться в причитаниях.
— Как где? В мед. кабинете, конечно, — вахтерша удивляется так, будто ответ лежал на поверхности.
Я вопросительно смотрю на Ангелину Андреевну.
— Нам туда, — правильно понимает она мой немой вопрос и кивает направо.
Я устремляюсь по коридору, на ходу осматривая таблички на дверях. Белые двери маячат перед глазами, сливаясь в одну. Все не то. Мы доходим до конца коридора, уперевшись в перекресток. Смотрю направо и вижу в самом конце единственную открытую дверь, за которой горит свет. Вот она!
В кабинете просто картина маслом, хоть художнику-экспрессионисту рисуй. На двух койках у стен сидят четыре пацана, среди которых и Вова Краснов. Лица усыпаны царапинами, у одного огромный фингал под левым глазом, у второго из носа торчат две ватки, третий держится за живот. У самого Вовы разбита бровь, а на губах засохло пятнышко крови. У окна сидит Миша на стуле, а над ним нависла женщина в белом халате. Лица его мне не видно, из-за медсестры вижу только его ногу, часть туловища и дрожащую окровавленную руку. Женщина колдует над ним, а сын негромко постанывает.
— Ну, — сердито говорю я. — И кто мне объяснит, что здесь произошло?
Слева от себя, возле шкафа с мензурками, я замечаю, стоящего в углу мужчину средних лет в новом спортивном костюме. Голова его сверкает лысиной. Выглядит он очень спортивно — плоский живот, да и в целом поджарый. У него отличные тренерские рекомендации. И только он открывает рот, чтобы что-то сказать, как сын издает протяжный разочарованный стон и упирается ногами в пол.
— Миша! — восклицает Ангелина Андреевна. Она тут же бросается к нему, отпихивает медсестру и внимательно осматривает моего ребенка.
Из-за их спин уже и мне открываются подробности. Волосы сына растрепаны, на лбу большая шишка, фингалов вроде бы нет, но рот весь в крови, а из уголка свисает тонкая нитка крови. Я замечаю перекись водорода в руках медсестры и понимаю, что она обрабатывала раны. Гнев накрывает меня с головой. Им пиздец! Засужу всех четверых.
— Зачем вы ему позвонили? — к моему удивлению, возмущается Миша, глядя на своего классного руководителя.
Та удивленно отстраняется и строго смотрит на парня.
— Это не я, это Константин Борисович, — холодно произносит она.
Миша сверкает глазами на тренера. Тот хмурится, но ничего не отвечает. Сказать, что я удивлен такому поведению сына, значит ничего не сказать. Он меня порой вот просто поражает.
— А что, он не должен был? — строго спрашиваю я.
— Мы сами во всем разобрались бы, — твердо говорит Миша. — Это наше дело и ничье больше.
— Да по вам видно, как вы разобрались, — вскидывает брови Ангелина Андреевна. — По всем вам, — она обводит глазами своих учеников. — И что же вас четверых заставило напасть на одного?
Парни мнутся и потупливают взор, Вова Краснов тяжко вздыхает, как будто хочет что-то сказать.