— А какой повод привел вас сюда? — зачем-то останавливаю я мужчину.
Он удивлённо поворачивается и вскидывает левую бровь, слегка наклонив голову набок.
— Вы считаете, я не могу просто так прийти в пятницу вечером в бар?
— Это не вяжется с вашим характером.
Кажется, во мне говорит третий выпитый коктейль, но я уже не могу остановиться. Я перевожу взгляд на ворот его рубашки и замечаю темные волоски, выглядывающие оттуда. В горле резко пересыхает, и я отвожу взгляд.
— А что вяжется с моим характером, Ангелина Андреевна? — со смехом в голосе спрашивает Иосиф Давидович.
— Что, скорее, вы пришли с облавой в этот бар, чтобы закрыть его, — выдаю я и мгновенно краснею от этих слов.
Иосиф Давидович какое-то время смотрит на меня, а затем разражается низким глубоким смехом, от которого мурашки проносятся уже по моему позвоночнику. Я облизываю языком пересохшие губы и улыбаюсь ему в ответ.
Глава 4. Иосиф
Мы с сыном покидаем школу в гробовом молчании. Я быстро иду по коридорам и выхожу на крыльцо. Он плетется следом, шаркая ногами. Меня всегда это раздражало — как будто так тяжело кроссовки выше поднимать. Пару раз ему за это прилетало, он переставал, но через какое-то время, как специально, начинал делать тоже самое. Иногда у меня складывается ощущение, что он нарочно меня выводит, но мои знакомые психологи, говорят что это такой возраст и надо просто перетерпеть. Когда я вспоминаю себя в этом возрасте, то прихожу в ужас. Я ведь не был таким никогда. Чтобы разочаровать отца, я и подумать не мог. Всегда боялся неодобрительных взглядов. А мой сын спокойно себя чувствует под моим самым тяжелым. Под тем самым взглядом, от которого подчиненные офицеры на работе покрываются липким потом.
Я все пытаюсь понять, где я накосячил в воспитании сына, и не могу. Каждый раз, пролистывая все эпизоды нашей жизни в своей памяти, я не нахожу ответа на свой вопрос. Может нам стоит походить к психологу, чтобы разобраться во всех проблемах?
Остановившись на высоком крыльце школы, я слегка щурюсь от теплого сентябрьского солнца и достаю пачку сигарет из кармана.
— Здесь не курят, — обиженно заявляет Миша, проносясь мимо меня.
Когда он сбегает по лестнице вниз, черный рюкзак бьет его по спине. Это выглядит по-детски забавно. Я невольно улыбаюсь, вспоминая каким он был когда-то маленьким, и самой большой проблемой было вовремя сменить подгузник. Теплота умиления разливается внутри, и я уже готов простить ему сегодняшнюю выходку. Возможно, я был с ним слишком мягок в свое время.
Собираю волю в кулак, потому что если сейчас вести себя как ни в чем ни бывало, то ни к чему хорошему это не приведет. В первую очередь для него.
— Стоять, — грозно говорю я.
Миша останавливается, картинно топая ногами, как будто заканчивает марш, и гордо задирает голову, скрестив руки на груди. А вот это он, похоже, подсмотрел у матери, только она себя так ведет, когда обижена. Накосячил, но строит из себя жертву. Жизнь с матерью ничему хорошему его не научила. Знал же, что так и будет.
Прячу пачку сигарет обратно в карман, медленно спускаюсь и подхожу к нему. Останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки от сына и пытаюсь заглянуть ему в глаза, слегка наклонив голову. Миша избегает моего взгляда. Понимаю его состояние и одновременно не понимаю зачем себя так вести — он ведь никому ничего не докажет.
— Ладно пойдем, — цокнув языком, говорю я. Не устраивать же ему еще один разнос во дворе школы.
Машина находится за углом, большой черный внедорожник — Лэнд Крузер Прадо. Не новый, но эти автомобили неубиваемые. Мы садимся внутрь. Мне кажется, Миша специально хлопает дверью громче обычного, но я делаю вид, что не замечаю этого. Я плавно трогаю машину с места и мы едем домой.
— Я очень сильно недоволен, — сквозь зубы говорю я, внимательно следя за дорогой.
Миша облокотился на дверь и прижался головой к боковому стеклу. Краем глаза замечаю, как он смотрит на небо, высоко подняв глаза.
— Я в курсе, — мычит подросток. А вот этого уже от меня нахватался. Лучше бы что хорошее перенял.
— Не надо делать из себя жертву, — невозмутимо говорю я. — Ты сам накосячил. Умей уже признавать свои промахи.
— Не было промаха, он получил за дело, — уверенно заявляет Миша. — Тем более ты сам так сказал.
— Я сказал так, как должен был сказать, — зло говорю я. — Да, за слова нужно отвечать. Я тебя сам этому учил. Но еще я говорил, что если можно решить конфликт без кулаков, то его просто необходимо так решать.
— Ага, и потому сплавил меня на дзюдо, — хмыкает парень.
— Конечно, — коротко киваю я. — Чтобы ты мог постоять за себя, а не размахивать кулаками, показывая свою крутость. Если ты не помнишь, то я еще говорил, что силу нужно применять только в самом крайнем случае. Так? Помнишь такое?
— Помню, — бунт все еще чувствуется в его голосе. — Только кто определяет этот крайний случай? Может это он тогда и был. Тебя же там не было. Откуда тебе знать?
Я останавливаюсь на светофоре и смотрю на него. Он не поворачивает головы, хотя прекрасно знает, что я испепеляю его взглядом.