Классная штучка

- Сколько тебе надо? Сколько? Назови сумму.

- Назову, - кивнул Мэттью. - Чуть позже. Я голоден - иди сваргань мне что-нибудь.

Дженнин отправилась на кухню и загремела кастрюльками и сковородками. Она слышала, что Мэттью налил себе ещё выпить. Ей отчаянно хотелось заплакать, но она прекрасно понимала, что слезы не помогут. Как не помогали все эти страшные месяцы и её отчаянные мольбы. Как ни просила она его оставить её в покое, Мэттью всякий раз возвращался. Орал на нее, поносил последними словами, а иногда даже давал волю рукам. Каждый день её существования превращался из-за него в пытку. Страх ожидания сводил Дженнин с ума. Господи, и черт её дернул потащиться тогда на эту проклятую вечеринку! И неужели с тех пор прошло уже два года? И ведь именно там она познакомилась с Мэттью.

* * *

Самое обидное, что Дженнин вовсе не хотела идти на ту злополучную вечеринку. У неё царапало горло, да и вообще она чувствовала себя не лучшим образом. Не говоря уж о том, что пригласивший её мужчина вообще её опозорил. Забавно, но сейчас Дженнин даже не могла вспомнить, как его зовут.

А тогда, во время вечеринки, незадачливый кавалер, видя, что Дженнин не обращает на него внимания, быстрехонько нашел себе новую партнершу, а Дженнин одиноко сидела в углу, потягивая виски и с трудом сдерживая слезы жалости к себе, которые почему-то всегда накатывали ей на глаза, когда она заболевала.

Сейчас она уже не могла вспомнить, почему вдруг заговорила с той женщиной, но та слушала её внимательно и казалась искренне заинтересованной всем, что бы ни говорила Дженнин. Они шутили, смеялись, а потом, ближе к полуночи, когда Дженнин собралась уходить и уже встала, то вдруг поняла, что здорово перебрала. Весело хихикая, она упала на диван. Женщина, тоже смеясь, спросила, не может ли чем помочь.

Дженнин оглянулась по сторонам, высматривая своего спутника, но того и след простыл. "Что ещё ожидать от такой свиньи?" подумала она, и вдруг ни с того, ни с сего расплакалась. В первое мгновение женщина растерялась, но затем, обняв Дженнин за талию, увела её. Дженнин смутно помнила, как женщина помогла ей подняться по лестнице, нашептывая по дороге ласковые слова и убеждая, что в таком состоянии нельзя ехать домой.

Дженнин даже не протестовала; подобно ребенку, она позволила женщине раздеть себя и уложить в постель. Дженнин даже не представляла, сколько раз женщина поцеловала её, прежде чем она осознала, что происходит. И противиться уже не стала. Мягкие губы целовали её, нежные руки ласкали тело, отгоняя прочь тоску и одиночество. Никто не лапал её груди грубыми руками, не наваливался сверху, дыша табаком и перегаром.

Дженнин испытывала только тепло и ласку, а ещё - совершенно удивительные и неведомые ощущения. А потом... она и сама стала ласкать и гладить женщину; сперва робко и неумело, а затем смелее и смелее. Все было для неё в новинку: нежная кожа, легкий аромат духов, шелковистые волосы, в которые она зарывалась лицом...

Сколько прошло времени, прежде чем дверь спальни открылась? Часы? Или - минуты? Внезапно, приподняв голову, Дженнин увидела незнакомого мужчину, который, стоя у кровати со стаканом в руке, разглядывал их, улыбаясь уголком рта. Тогда Дженнин ещё не знала, что это и есть Мэттью Бордсли, в те годы ещё третьеразрядный актер. Женщина, которую она держала в объятиях, не только не смутилась, но была даже рада его появлению. Она пригласила его остаться и понаблюдать, что Мэттью и сделал. Дженнин сама не могла понять, что на неё нашло, но она, не смущаясь, предалась "этому бесстыдству" (так назвали бы случившееся её родители) прямо у него на глазах. А Мэттью Бордсли уселся в кресло и, неспешно потягивая виски, не отрываясь, наблюдал за обнаженными женскими телами, сливавшимися в самых немыслимых позах.

С тех пор прошло больше года, прежде чем Дженнин снова встретилась с Мэттью. Они узнали друг друга, но в первое время никак не могли вспомнить, где и как познакомились.

Дженнин с такой решимостью заставила себя забыть ту вечеринку, что никогда больше о ней не вспоминала. Уж слишком велик был стыд, который она испытывала.

Первым вспомнил об этом Мэттью, однако Дженнин категорически отрицала: нет, он её с кем-то спутал. Что за чушь - ведь она уже два месяца была его любовницей. Не могла же лесбиянка вести себя в постели с ним так, как она? Однако Мэттью упорствовал и стоял на своем, пока наконец Дженнин не призналась. Мэттью посмеялся над её унижением, пообещав никому не рассказывать. Сам же отнесся к её старым грешкам снисходительно, будучи сам весьма раскрепощенным в подобных делах.