– Ничего удивительного. Хорошо ещё, что не закрыли сразу. Дела… Всё равно не понимаю, почему тебя не тогда, а сейчас пометили. Может, ты с ним пересекался где-то в последнее время, просто не знал, что он – это он?..
Савельев вывел на экран фото, но Андрей на них никого не узнал. Не видел он этого Сычёва, и других, которых ему показывал Валька, тоже. Никаких ассоциаций.
– Ладно, – сказал Валька напоследок, – ты сейчас схоронись в архиве, а как утихнет, разберёмся. И не пытайся сейчас сраться с теми, кто на тебя вешает собак. Нафиг не надо, чтобы они не к начальству, а уже в безопасность пошли.
Да, кивнул Андрей, вспоминая скользкие от сырости стены СИЗО, сидеть – это совсем не пирог с изюмом.
Когда он вышел из офицерского корпуса, верхний свет уже начали приглушать. Андрей снова зашёл в вагон монорельса – теперь уже полупустой – и устроился у окна. По пути следования продолжали гаснуть огни. Скоро совсем стемнеет, и домой опять идти «по хлопкам» – включая тёмные фонари звуком. Он очень не любил так возвращаться домой. Тёмный блок, тёмный подъезд, потом тёмная прихожая…
Андрей думал о неизвестном террористе Сычёве. Если и в самом деле пуски останавливает он – то, может, следовало бы попроситься к нему в миньоны?.. Уже выйдя из вагона и спускаясь по бетонным ступеням лестницы, Андрей остановился. Он вдруг понял, откуда знает этого человека.
8
Небесный чертёж
Тот, который со стреляющей рукой, всё время ходит взад-вперёд. Это он пугает, конечно, чтобы все думали, будто патрулирует, и чуть что – может и пальнуть. Только Руся с Джеком и без того боятся, можно длинными железными ногами не топать.
Чуть поодаль не то сел, не то упал на пол радист. У него на руке висит телефонная трубка с короткой антенной. Радист не смотрит по сторонам, он пялится только на эту свою трубку, как будто та вот-вот заговорит. Он даже снимает её то и дело и слушает. Смешной. То есть он был бы смешным, если бы Сёме совсем не было страшно. Но только так пока не получается.
– Шахтёр-Шинник 3:2, – тихо произнёс маленький медведь.
Командир опустил дуло.
– Ты на самом деле знаешь, – заметил он с удовлетворением. – Это я вам и сказал в прошлый раз?
– Наверное, – не стал вдаваться в подробности Сёма.
Командир как-то странно скрипнул. Он вообще плоховато выглядит. Форма-то облезла – это ладно. Но нога, похоже, отошла, и от края фуражки будто бы несколько раз откусили.
– Тогда говори, медведь, – разрешил командир.
Сёма оглянулся по сторонам. Ох, не нравится ему этот радист с трубкой. Никакого провода от его телефона не идёт. Что это за такой телефон без провода?
– Надо бы отдельно, – понизив голос, сказал Сёма, стараясь, чтобы получалось значительно. – Предлагаю дойти до гряды. – Так он зачем-то назвал дальнюю кучу мусора.
– Там мины, – сказал командир и, чуть подумав, добавил: – Здесь везде мины.
– И ещё трамваи, – заметил Сёма.
Командир на несколько секунд застыл, как будто внутри у него что-то не смогло переключиться. Даже взгляд перестал казаться прожектором, который всё время держит цель.
– Трамваи, – в конце концов сказал он почти фальцетом, – нет никаких трамваев. Есть элементы линии обороны.
Он оглянулся на радиста и сделал ему жест рукой, как будто резал воздух на уровне пояса. Радист продолжал делать вид, что вслушивается в трубку.
– Пока не готово, Капитан, – тихо сказал он.
Командир посмотрел на Сёму.
– Ладно, пойдём, медведь.
Интересно, сколько их осталось, этих оловянных? Раньше было штук пятнадцать. Но потом началась война, и они стали искать предателей. Никто не понимал, как они их ищут и зачем, только сами оловянные понимали. Сёма помнил, как солдаты разламывали одного из своих прямо в гостиной Дома. Он не кричал и не сопротивлялся, просто бился об пол, когда становилось очень больно.
Пришлось прятаться и от оловянных. Так что все очень радовались, когда солдаты вдруг ушли из Дома. Вот только позже стало ясно, что они унесли с собой сердечники и батарейки. А ещё инструменты, которыми можно лечить. Ну, и фонарик тоже…
– Солнце тускнеет, – сказал Сёма, искоса взглянув на командира. Он бы лучше, конечно, внимательно посмотрел ему в глаза – так эффектней, – но очень уж командир высокий, а снизу заглядывать в глаза неудобно. – Ещё две лампочки теперь чёрные.
Командир посмотрел наверх – но над его головой была только мусорная куча обломков.
– Тускнеет, – тоскливым эхом повторил он.
– Скоро будет затмение, и вместо солнца зажжётся луна, – продолжил Сёма.
– Деза, – отрезал командир.
– Всё равно зажжётся, – упрямо сказал Сёма и даже притопнул лапой. – Надо брать фонарик и уходить. А то всё остынет.
Командир снова зачем-то посмотрел наверх.
– Нет никакой луны. Поменьше болтай об этом, медведь.
– Она есть, я видел карту. Она в Кабинете лежит, в стеклянном кубе…
– Деза. Нет луны, нет и карт.
Сёма насупился и ничего не стал говорить. Они всегда такие. Не думают совсем. Они и во время войны ничего делать не стали – ушли строить свои мины сюда и бросили остальных. Вместо них пошли зайцы, и зайцев всех поломали. А эти вон тут зарылись. Луны у них нет, оказывается.