Кластер

Андрей сжал кулаки в карманах пальто и стал примериваться, с какой стороны лучше врезать Саньке. Наверное, всё же слева, у него там что-то с глазом было. В общем, действительно, в левый глаз…

– Я правильно понимаю, что вы не собираетесь от неё отвязаться? – уточнил он.

– Ты уже давно нихуя не понимаешь, – по-прежнему со смесью грусти и снисхождения отметил Ростовцев. – Твою девку зверьё считало Проводником.

– Это бред.

– Ещё бы не бред. Если бы это было так, гондоны из безопасности давно бы её хлопнули.

– Тогда вам она зачем?

Ростовцев поцокал языком.

– Уже низачем. Мы и без неё теперь всё знаем… Короче, ладно, я тебя насчёт неё предупредил. И за дружком своим, кстати, приглядывай почаще. И давай без сцен, а то ещё придётся тебя по кускам отсюда выносить… Не люблю я это.

И Санька улыбнулся своей детско-кровожадной, той самой школьной улыбкой, которую Андрей помнил с пятого класса.

* * *

Он не вышел, а прямо-таки окунулся в снег. На тротуаре успел вырасти сугроб, а сверху падали и падали липкие хлопья. Андрей брёл, будто продираясь через мокрую простыню. Он хотел набрать Вальку, но тот уже прислал сообщение: «У меня не очень хорошие новости, старик, – писал школьный приятель, – дальше ты играешь в это один. Звонить не надо».

Андрей ещё раз вытащил мобильный и, протерев экран, перечитал сообщение. Смысл всё равно ускользал. Было по-прежнему ничего не понятно. Может, ему угрожали? Заставили? Андрей всё же набрал Валькин номер, но на том конце сбросили. И второй раз тоже.

Он остановился посреди улицы и закрыл глаза. Как же так, Валька, думал он… как же так… Идти дальше не хотелось. Вот бы лечь сейчас с закрытыми глазами в снег и ни о чём не думать. И в то же время закричать – просто чтобы выпустить из себя этот ужас, уже начавший глодать мозг. И зачем же так болит левая рука?.. как она всё-таки сильно это делает…

Андрей отошёл в сторону, к какому-то забору, и облокотился на него. Стоять было невыносимо, тело стремилось сползти вниз, и очень хотелось ему поддаться.

Всё было ерундой и чушью. Надо обязательно держаться, потому что есть Алиса. Андрей представил, как она поправляет рыжие волосы и как щурится от яркого света. Да-да, всё ничего.

Он покрепче прижал к себе левую руку правой и поплёлся к метро. Обогнул раскопанную экскаватором обочину и на несколько секунд утонул в клёкоте работающей техники. Из-за шума он не услышал, как на телефон упало ещё одно сообщение.

«Сегодня ночью улетаю в Европу, – писала Алиса. – Если не будешь занят – приходи попрощаться».

20 Два-два-четыре

Когда-то Капитан хотел это записать. Он обнаружил в себе такое странное желание и очень удивился. Зачем записывать, если всё вот-вот кончится? А если и не так быстро, как ожидает Синоптик-Радист, то никакой разницы – ну пусть на 120–150 солнц дольше…

Они так сделаны, что жизнь истечёт раньше, чем успеешь что-то понять даже для себя. Зачем же тогда ещё записи?..

Но пусть в этом и не было смысла, Капитану хотелось, чтобы история про затухающую в подвале жизнь была рассказана. Кому только, если не ловцам? Должно быть, Проводнику. Тут ведь всё дело именно в Проводнике.

Они ждали его с самого начала. Очень хотелось, чтобы эти чернеющие поля, гаснущие светила и убивающие вагоны были неправдой. Ну, или хотя бы не совсем правдой. Чтобы за ними открывалась дверь. А за этой дверью – ждали большие добрые руки, которые отнесут в другую жизнь.

Капитан и его отряд тоже верили, пока однажды не вышли в эту дверь и не встретили первые руки. Капитан увидел, как раскалывают на крохотные кусочки, раздирают тело, отрывают руки и головы. Тогда он ещё не знал, что всё это – из-за маленькой блестящей пластинки в груди. Той, что как солнце, только совсем крохотная. И когда она, как солнце, гаснет, её владелец замирает насовсем.

За дверью не было никакой новой жизни. Там водились только люди: огромные и бессмысленные. Им не было никакого дела до крошечных существ из подземелий сгинувшей лаборатории. А если это дело появлялось, его смыслом становилось растащить кого-нибудь на запчасти.

Оловянные решили закрыть выход в космос и отгородиться от людей. Пусть останется только клеточное поле, через которое боятся ходить все. Это всё равно лучше, чем обещание нового космоса.

Но было уже поздно – из-за Сэнсэя.

Сэнсэй хотел собрать всех. Или хотя бы тех, до кого сможет дотянуться. Он откуда-то всё про них знал: где, сколько, и даже кого и как зовут. Его потому и приняли за Проводника. А он пришёл вместе с ловцами.

И надо было тогда с ними договариваться, но договариваться согласились не все. Зверобой, например, собрал отряд и стал сам охотиться на ловцов. И его маленькая армия даже неплохо держалась. Но потом Зверобой выключился, а остальных вытянули по одному.