Кластер

– Киса, привет, – пробормотал жалобный Юлькин голос, – я тебе по автомату звоню. Я в милиции… в полиции, да. Ленинское РОВД. Говорят, мы какие-то свидетели, я не поняла до конца. И мне говорят, что тебе надо за мной приехать. Час назад, наверное, пришли, и… ну в общем вот, если что, по этому номеру, наверное, можно звонить. А то мобильный у меня забрали.

– Юль, держись, – почти прокричала Алиса, – сейчас мы разберёмся. Всё хорошо. Я перезвоню.

Алиса обернулась к Максу.

– Максим, она в Ленинском РОВД.

– Угу, – кивнул Макс, не поворачиваясь.

– Надо ехать за ней.

Макс хмыкнул.

– Хочешь в камеру к ней для компании? Тебя тут же в лучшем случае посадят под подписку о невыезде. И всё, пошло-поехало. Объявят свидетелем, потом переквалифицируют, и будешь ходить к ним как на работу.

– Максим, не неси чушь. С твоими связями… Да ты их всех купишь!

– Может, куплю, а может, и не куплю, – дёрнул плечами Макс, – мутная какая-то история. Хрен пойми, кто за ней стоит.

Он остановил машину на обочине и повернулся, наконец, к Алисе.

– Послушай, – сказал он, поднимая растопыренную ладонь к щеке, как будто хотел обозначить гигантский флюс, – сейчас скакать мушкетерами за твоей подружайкой глупо. Нас в лучшем случае пошлют, а в худшем – приобщат к делу. Давай так: мы тихо доезжаем до аэропорта, регистрируемся, а когда начинается посадка, я вызываю к ней адвоката. Хорошего, Лис. Отличного даже адвоката. И дальше ею занимаются мои друзья.

Алиса сидела, уставившись в одну точку. Ей вспомнилось, как Юлька поставила на уши французскую полицию, когда Алису случайно задержали вместе с кучей народа на вокзале. Она тогда одна их построила…

– Какие же мы суки, – тихо сказала Алиса.

– Ну, вот и хорошо, – кивнул Макс и снова взялся за руль.

* * *

Снег внезапно кончился, а с ним пропала и машина, шедшая по их следам. А может, она и в самом деле только причудилась Алисе, кто знает. На подъезде к шереметьевскому терминалу E была чудовищная пробка, и Макс даже несколько раз выходил покурить, пока автомобили намертво слипались в брикет разноцветной жвачки. Алиса курила прямо в салоне.

– Мы успеваем? – спросила она в какой-то момент.

Макс хмуро кивнул.

Юлька больше не звонила, Алиса тоже не решалась набрать номер отделения и объяснить подруге, как они теперь будут. Она успокаивала себя тем, что непременно сделает это перед самым отлётом, когда другого выхода уже просто не останется…

Наконец, всё же проехали на какую-то отдельную парковку – Макс сунул охранникам пару стодолларовых купюр – и здесь бросили машину. В аэропорту было жарко, людно и пахло картошкой фри. Алисе здесь никогда не нравилось, ей казалось, что рвущиеся к самолётам похожи на пассажиров «Титаника»: им чудится, что мест на всех не хватит, и следует изо всех сил бороться за свою жизнь. К тому же, если честно, она боялась летать. Даже несмотря на то, что в год эти полёты и не пересчитаешь – постоянно то в Уфу, то в Берлин… Но привыкания нет как нет, и обычно в полёте кто-нибудь держит Алису за руку. Иногда бойфренды, но чаще Юлька.

– Давай быстрее на регистрацию и пойдём сразу в салон, – сказал Макс.

Алиса не спорила.

– Только дай мне минуту, документы ещё должны передать, – предупредил Максим.

Он набрал номер, и из человекомесива аэропорта тут же вынырнул какой-то сутулый хлыщ в чёрном пальто. Хлыщ подбежал к Максу и, ещё сильнее ссутулившись, протянул папку и конверты. Их Макс, не глядя, отправил в карманы, а папку сунул Алисе.

– Вот, – сказал он, делая курьеру знак подождать, – подпиши, и побежим уже. 20 минут остаётся.

Алиса удивлённо взяла из папки листки и пробежала их глазами.

«Я, Сикорская Алиса Юрьевна, настоящим заявляю, что никогда не участвовала в антиправительственной и антигосударственной деятельности, не являлась членом радикальной группировки “Лига трудового фронта”, группы “Второй фронт” (а равно любых других незаконных формирований) и никогда не поддерживала их деятельность.

Мне не была известна принадлежность моих коллег А. Камалетдинова, Д. Юркова, П. Сумарокова к подобным структурам в момент нашей совместной работы. Однако теперь, узнав об их участии в радикальных преступных группировках, я не могу не осудить…» И так далее.

– Срань какая, – почти смеясь, сказала Алиса, – ты совсем охренел, Максим?!

– Да иди ты, – отмахнулся Макс, – с тобой совсем невозможно стало разговаривать. Голову-то включи! Шутки кончились. Об отце подумай! Что с ним будет, если к нему из-за этих художеств придут, а? Это уже давно не только тебя касается, милая. Давай уже, просыпайся!

– Какая срань! – прошипела Алиса и швырнула папку на пол; из неё вылетела ручка и покатилась к чьим-то чемоданам.

Макс внимательно посмотрел на Алису.

– Или ты остаёшься здесь, и гребёшь всё происходящее по полной, – сказал он вдруг совершенно спокойно, – и тогда кого хочешь куда хочешь посылай. Или ты летишь в Европу, но тогда ты делаешь то, что нужно. То есть то, что я сказал.

Макс развернулся и пошёл в сторону стоек регистрации.

– Жду пять минут, – объявил он, не оглядываясь, – потом будем прощаться только по телефону.