Клаудиа, или Загадка русской души. Книга вторая

Клаудиа по-прежнему скакала впереди, и Ламбер решился еще раз оглянуться, чтобы проверить, не собирается ли какой-нибудь дикарь набросить лассо и на нее – при этом рука его, державшая рукоять пистолета, уже почти не дрожала. Но не успел он выхватить оружие, как представившееся ему зрелище почти окончательно парализовало юношу.

Прямо перед мордами нависавших казачьих коней вдруг пронесся вихрь, закруживший преследователей и овеявший их целым облаком пыли. Кони казаков страшно заржали, поднимаясь на дыбы, а некоторые и вовсе опрокинулись, придавив всадников. В воздухе замелькали лошадиные ноги, и загремела, очевидно, проклятьями чужая речь, впрочем, вскоре сменившаяся откровенным хохотом.

Виконт взглянул вслед пролетевшей стреле и различил одинокого всадника, который уже начинал сдерживать своего коня, явно стараясь направить его параллельно ходу убегавших. Казаки, кое-как успокоив лошадей, сделали вслед ускользнувшим всадникам несколько выстрелов, вероятно, уже просто для проформы, затем развернулись и на рысях отправились в обратную сторону. Они находились уже гораздо дальше от беглецов, чем те от своих позиций.

Ламбер стал постепенно сбавлять ход коня. Он был не в силах не только крикнуть что-нибудь скакавшей впереди Клаудии, но даже разлепить губ, склеенных кровью, текшей из разорванной медным ремнем ноздри. Мелкая противная дрожь колотила корнета, а по спине медленно сползала липкая и холодная струйка пота.

«Только бы унять дрожь, только бы унять эту проклятую дрожь до того как мы остановимся и окажемся рядом», – почти со слезами на глазах думал он, все больше натягивая удила и отдаляясь от Клаудии. Они оба скакали уже между передовыми пикетами легиона, а слева, но не к нему, а к ней на той самой лошади, после встречи с которой эта странная женщина вдруг так необычайно оживилась, приближался всадник… Виконт лихорадочно протер глаза, не веря им: всадник был абсолютно безоружен и гол! только черные, длинные, как у Мюрата, кудри стелились за ним в раскаленном полуднем воздухе. Онемевший Ламбер не знал, что предпринять, но в последний момент, когда до Клаудии оставалось туазов двадцать, этот странный всадник взмахнул рукой, что-то крикнул и, развернувшись, скрылся в пыли, словно и был только ее порождением.

«Неужели сам неаполитанский король спас нас от этих дьяволов?» – с легким ужасом пронеслась в голове виконта странная мысль.

Над Днепром стлался душный пороховой дым, не дававший не только дышать, но и видеть противоположный берег. За спиной третьего испанского полка полыхал русский город Смоленск. Еще утром они прошли его быстрым маршем, задыхаясь от запаха горелого человеческого мяса: это горели подожженные артиллерией дома с оставленными в них русскими ранеными. Впереди уже виднелось Петербургское предместье, открывавшее дорогу дальше, но полк неожиданно был остановлен прицельным огнем с того берега. Несколько точных выстрелов выбили трех офицеров, и переправа сбилась. Это минутное замешательство стоило испанцам очереди на понтоны, и теперь им не оставалось ничего иного, как пропускать потоком идущие войска и на время рассредоточиться, чтобы не терять людей еще больше.

Русскую часть попытались уничтожить, но, словно по какому-то колдовству к обеду выстрелы с русской стороны только удвоились. Вероятно, к роте подошло подкрепление. В бешенстве командир полка Дорейи приказал остановиться первой попавшейся ему на глаза конной батарее и распахать противоположный берег, грозя трибуналом, расстрелом и самим императором.

Пушки сделали несколько выстрелов, но люди среди французских рядов все продолжали падать. Дорейи в бешенстве размахивал шпагой и с гасконским упрямством заявил, что не сдвинется с места, пока чертовы дикари на той стороне не угомонятся навеки. В дело вступила еще одна батарея. Однако выстрелы со стороны русских все не прекращались. И только к вечеру, потеряв никак не меньше сотни человек, среди которых были едва ли не половина офицеры, полк, наконец, смог добраться до Петербургского предместья. Наползали сумерки.

– Отправьте на то место человек десять да поосторожней, – распорядился Дорейи, несмотря на хлопоты ночлега и перспективу нового боя наутро. Обида и ненависть так и жгли его.

Посланные вскоре вернулись в полном составе. Однако, несмотря на притащенного в плаще пленного, выглядели весьма смущенно.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросил полковник в предвкушении сильных впечатлений.

– Ничего, – мрачно ответил сержант и грязно выругался.

– То есть как… ничего? – вспылил Дорейи. – Вы хотите сказать, что наша артиллерия не оставила от них даже ошметков?

– Merde! – еще мрачнее выругался сержант. – Там был всего один егерь, – сказал он затем, после чего, пнув легонько носком сапога почти безжизненное тело в плаще, добавил – да этот штабной.

– Вы лжете, сержант! – сорвался на крик Дорейи.