Читаем Клаузевиц полностью

В последней главе «Напряжение и покой» Клаузевиц подходит к определению понятия кризиса, создающего на войне такие напряжения во всей обстановке, при которых самое незначительное боевое усилие может вызвать величайшие последствия, так как все подготовлено для крупного сдвига. «Канонада под Вальми (первое успешное сопротивление армии французской революции в 1792 году — А. С.) имела более решительные последствия, чем битва под Гохкирхом». «Результат напоминает в этом случае действие хорошо заложенного и забитого минного горна, между тем как событие, само по себе столь же крупное, но происшедшее в периоде покоя, скорее напоминает вспышку пороховой массы на открытом воздухе».

Эта мысль чрезвычайно важна. Кризис представляет такие трудные переживания, от которых всемерно стремятся уклониться бесталанные генералы и полководцы. Последние всегда стремятся одержать победу в состоянии покоя, и тратят даром силы своих войск.

К сожалению, эта насыщенная диалектикой глава труда Клаузевица обрывается им на самом интересном месте, и он представляет воображению читателя дорабатывать важную тему о кризисе. В письме к Гнейзенау 4 марта 1817 года, т. е. в то время, когда, вероятно, набрасывалась эта часть, Клаузевиц заметил: «у меня несчастная склонность — развивать все из самого себя». Вот этой авторской борьбой со склонностью к дедукции, стремлением дисциплинировать свое мышление и не отрываться от опыта истории и объясняется усеченность глав, с которых началась работа над капитальным трудом.

Четвертая часть — «Бой» — устарела в тактико-техническом отношении, но сохранила свое методологическое значение[25]. Клаузевиц правильно подчеркивает значение боя, посвящает сильные главы генеральному сражению, но исходная точка его рассуждений о «характере современного сражения» страдает односторонностью.

Внимание Клаузевица привлекают сражения, дающие полупобеды, позднейшей наполеоновской эпохи 1812–1813 годов; он, очевидно, находится под впечатлением Бородина. Клаузевиц идеализирует «абсолютную войну», но военная стихия предстает перед нами здесь как сражение на истощение, в котором маневр не играет сколько-нибудь заметной роли, которое развивается медленным темпом, так, как горят сырые дрова, и кончается бухгалтерским подсчетом израсходованного и еще сохранившегося свежего резерва.

Этот закат наполеоновского военного искусства, обусловленный резким ухудшением состава укомплектований, включением в армию не вполне надежных немецких контингентов, удалением на тысячу километров в пустынные русские земли или нахождением в центре охваченной освободительным движением Германии, выразился в бессилии маневра.

Клаузевиц, пылавший ненавистью к проповедникам ученого маневрирования, которые брались выиграть войну без боя, при помощи одних хитроумных комбинаций, впадает здесь в противоположную крайность, выдвигая на первый план прямой удар, и не уделяет никакого внимания стратегическому плану и подготовке сражения в стратегическом отношении. Идея «Канн», т. е. сражения, приводящего к полному сокрушению противника, отсутствует полностью; совершенно не учитывается и любимый прием Наполеона в его лучшую пору — выходить предварительно на сообщения противника и создавать таким образом весьма решительную расстановку сил в сражении с перевернутым фронтом.

Вообще, сам Клаузевиц различает в стратегии две части, из коих одна ближе граничит с политикой, а другая — с тактикой. В настоящее время эта последняя часть обычно выделяется из стратегии особо в теорию оперативного искусства. Эта область стратегии не лежит в центре внимания Клаузевица и не составляет сильнейшей части его труда.

Наполеон по поводу аустерлицкого сражения заметил: «очень часто уже план кампании заключает в своем зародыше и план генерального сражения; но лишь военные с большим опытом поймут эту мысль». Клаузевиц долгое время отрицал ее, предоставляя все оформление сражения тактике.

Еще в предпоследней части своего труда, в главе о наступательном сражении, Клаузевиц утверждает, что представление о том, что наступление во фланг, приводящее к сражению с перевернутым фронтом, будто бы с самого начала должно быть соединено с охватывающим стратегическим наступлением, является ошибочным («О войне», стр. 487). И лишь в самом конце своей работы, в последней главе восьмой части, Клаузевиц признает, что для полной победы «необходимо охватывающее наступление или сражение с перевернутым фронтом», почему и «существенной частью плана кампании является установление соответственного распорядка как в отношении группировки вооруженных сил, так и направления их» (стр. 583). Клаузевиц отсылает читателя по этому вопросу к особой главе «План кампании», которая осталась ненаписанной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары