Клава Назарова

— И каковы же результаты ваших коллективных занятий? — спросила Анна Павловна.

— За последнюю неделю в нашем звене ни одной плохой отметки не было… — сообщила Люба. — И я свой «неуд» по геометрии исправила.

— Неплохо придумано, неплохо… — одобрительно кивнула головой учительница.

— А если бы нам вот так же не только одним звеном, а всем классом домашние уроки готовить, — вслух подумала Клава, вопросительно посмотрев на Анну Павловну.

— Так нас же больше тридцати человек, — недоумевая, заметил кто-то из ребят. — Ни в одном доме не уместимся.

— А давайте у нас собираться, — предложил Саша Бондарин. — у нас во второй половине дома никто не живёт, места всем хватит. Хотите, я с отцом поговорю, он позволит…

— Нет, зачем же у вас? — сказала Анна Павловна. — Я думаю, что мы вполне сможем заниматься и в школе, в своём классе.

— Верно… — обрадовалась Клава. — Вот и мы с ребятами так думали. — И она принялась развивать свой план: закончив занятия, ученики идут домой, обедают, немного отдыхают, потом собираются в школе и садятся вместе готовить домашние уроки. Никто не болтается без дела, каждый находится под наблюдением друг друга.

— А ещё неплохо бы создать из успевающих ребят особую группу, вроде как «скорую помощь», — продолжала Клава. — Эта группа должна всегда знать, кто по какому предмету отстал, и сразу же прийти на выручку. Возглавить «скорую помощь» я бы предложила Диме Петровскому. Когда захочет, он хорошо ребятам помогает. И подсказывать стал меньше.

— Ну что ж, всё очень дельно! Завтра, пожалуй, и начнём, — согласилась Анна Павловна. — А я ещё с преподавателями поговорю, чтобы они консультации для вас наладили.

Часть третья

Старшая вожатая

Вечером, как обычно, Евдокия Фёдоровна поджидала дочерей.

Первой вернулась младшая — Лёля. Она быстро вошла в комнату, бросила на кровать жакетку, сдёрнула косынку с головы и призналась, что очень голодна. На курсах сегодня сумасшедший день — экзамены, и она так замоталась, что не успела даже пообедать.

— Сейчас ужинать будем, — заторопилась мать. — Только вот Клашу дождёмся. И куда она запропастилась? Не видела её?

— Видеть не видела, но адресом не ошибусь. Где же ей быть, как не в школе! — Лёля усмехнулась. — Всё со своими пацанами возжается…

Лёля умылась и, вытирая полотенцем лицо, со смехом продолжала:

— Клашка у нас совсем знаменитая стала. Куда ни пойдёшь, всюду спрашивают: «Вы сестра Клавы Назаровой? Старшей пионервожатой?» Вот уж не думала, что такая честь вожатым.

— Да, да, — закивала головой Евдокия Фёдоровна. — И меня ребятишки зовут «мать пионервожатой».

Внизу хлопнула входная дверь. Деревянная лестница заскрипела под торопливыми шагами.

— Клава, — догадалась мать и с досадой подумала: «И что за коза-дереза? Лёля помоложе её — ходит строго, степенно, а эта всё песенки поёт да через ступеньки скачет. А ведь совсем уж невеста».

В комнату вбежала Клава. Невысокая, плотно сбитая, смуглая, темноглазая. Тёмные косы облегают крутой чистый лоб. На Клаве чёрная юбка клёш, белая кофточка, на затылке расшитая узбекская тюбетейка.

— Почему не ужинаете? — удивилась Клава. — А вдруг я бы ещё задержалась…

— Тогда сестру старшей пионервожатой поминай как звали. Умерла бы с голоду, — фыркнула Лёля.

— Не пугай, сестрица. Желаю тебе сто лет жизни. Мама, корми Лёльку скорее. Смотри, какая она у нас худая.

Поддразнивая друг друга, сёстры принялись помогать матери собирать на стол.

А мать, глядя на дочерей, невольно задумалась. Шутки шутками, а надо им и о себе подумать. Какой уж год они без передышки живут, а она вроде как на пенсии у них. И всё это по милости дочек, особенно старшей, Клавы. А случилось это так.

Муж Евдокии Фёдоровны вернулся после первой мировой войны с тяжёлым ранением, да так и не оправился от него. Долго болел и умер. Пришлось Евдокии Фёдоровне ходить по чужим людям — мыть полы, шить, стирать бельё. Потом она устроилась уборщицей в хлебный ларёк.

Как ни трудно жилось Назаровым, но всё же дочки пошли учиться, и мать делала всё, чтобы они не отстали от других и дотянули до десятого класса.

Но Клава с Лёлей видели, что мать у них совсем уже старая и больная: она еле передвигала отёкшие ноги, с трудом поднималась по лестнице, плохо спала по ночам.

Дочери принялись уговаривать мать оставить работу.

— Как можно? — возражала Евдокия Фёдоровна. — Всю жизнь работала. И вдруг на покой… Несподручно мне это. Да и на службе я, не отпустит меня заведующий. Строгий он.

— Нет, вы только подумайте! — засмеялась Лёля. — Мама на службе!.. Государственный человек… незаменимая уборщица.

— Какой же тут смех может быть! — обиделась мать. — Когда в ларёк свежий хлеб привозят, я всегда на разгрузке работаю. Зачем же покупателя задерживать? Наш магазин на первом счету в городе, хоть кого спроси…

Клава отвела мать в больницу, получила справку о состоянии её здоровья, затем отправилась к «строгому» заведующему и от имени матери подала ему заявление об уходе с работы.

Вскоре незаменимую уборщицу отпустили из ларька, и она, как говорили соседи, перешла на «домашнюю пенсию».