Клава Назарова

— Так мы, Клава Ивановна, оружие захватим.

— Оружие?

— У нас тайный склад. Винтовки со штыками, пулемёт. Пушка на колёсах. Мы всё сами сделали.

— Пулемёт… пушка, — прыснула в кулак Лёля. — Ох, вояки! Так это вы вчера шум подняли? Всех коз на пастбище трещотками перепугали? Вот уж хозяйки ругались…

Петька отвёл глаза в сторону: рассказывать о вчерашнем бесславном военном сражении совсем не входило в его планы.

— А кто у вас начальник оружейного склада? — с серьёзным видом спросила Клава.

— А… а у нас нет начальника, — признался Петька. — Просто всё у меня под крыльцом лежит.

— Так вот, Петя. Назначаю тебя начальником склада. Завтра в двенадцать ноль-ноль доставишь всё оружие к райкому комсомола.

— Есть доставить в двенадцать ноль-ноль, — с готовностью согласился Петька, довольный тем, что история с козами забыта.

— А сейчас отбой! И по домам спать! — приказала Клава, подталкивая пионеров к выходу. — Завтра едем в лагерь.

Ребята ушли.

— Ну вот и начинается весёлое лето, — засмеялась Лёля, — захороводят они тебя, товарищ старший пионервожатый.

Клава только улыбнулась.

За советом

К атаке всё было готово. Замерли в окопах бойцы, чтобы по первому сигналу перескочить через бруствер, замаскированный зелёными ветками, и начать короткими перебежками продвигаться вперёд. Изготовились к бою пулемётчики, заняла свои места орудийная прислуга.

В небо взвилась зелёная ракета — сигнал атаки. Рядом, почти над самым ухом, затрещал пулемёт. Мощно, в один голос, бойцы закричали «ура»…

Подхватив этот крик, боец Сушков с винтовкой наперевес перескочил через бруствер, ринулся в атаку и… проснулся.

На тумбочке оглушительно трещал никелированный будильник: словно застоявшись за ночь, он сейчас так неистово, взахлёб трезвонил, что даже весь содрогался и, казалось, вот-вот свалится с тумбочки.

Федя выскочил из-под тёплого одеяла и остановил будильник.

Из-за перегородки выглянула беспокойная тётя Лиза, сестра Фединой матери, жившая в одном доме с Сушковыми.

— Ну и спишь ты не по-людски, Феденька, — упрекнула она. — То команды подаёшь, то «ура» кричишь… Совсем тебя заворожило это военное училище — днём и ночью о нём бредишь.

Тётя Лиза выглянула в окно.

Солнце только ещё поднималось над крышами домов, пастух лениво гнал коз на пастбище, на траве лежала обильная сизая роса.

— Спи, Фёдор. Ещё рано. Сегодня в школу не бежать — ты теперь вольный казак.

Тётя Лиза ушла на кухню.

Федя юркнул под одеяло и блаженно улыбнулся.

В самом деле, он теперь вольный казак. Экзамены за десятый класс сданы, в школу ходить не надо. Ни звонков, ни уроков — полная свобода. Хорошо! Можно вволю отоспаться, пошататься с дружками по городу, заняться фотографией, радиоделом или «нажать» на кино — смотреть, например, по три картины в день: одну в детском парке, вторую в летнем саду, третью в военном городке.

Неплохо, наконец, посидеть с удочками на Великой и доказать этому «морскому волку» Сашке Бондарину, что он не такой уж незадачливый рыболов, как тот изображал его на школьном вечере самодеятельности.

На этом Федя и остановился. Сейчас он знатно отоспится, а потом займётся рыболовной снастью.

Но сон не шёл. Видимо, сказывалась привычка просыпаться чуть свет, нажитая за дни подготовки к экзаменам. Федя рывком сбросил одеяло, вскочил с постели и быстро оделся.

«Солдат встал и пошёл», — вспомнил он суворовское изречение. Сделал перед окном несколько приседаний, потом выбежал в огород к турнику и принялся подтягиваться на железной высветленной руками трубе.

Вдруг Федя услышал за спиной негромкий голос: «Восемь… девять…» — оглянулся и сорвался с турника. Под раскидистой яблоней, уперев в землю лопату, стоял отец, Матвей Сергеевич. Он был в нижней рубахе, волосатая сильная грудь обнажена, на литых, обнажённых по локоть руках перекатывались тугие мускулы. В густых белёсых усах пряталась добродушная усмешка.

— Ну зачем ты, папа, считаешь? — растерянно воскликнул Федя, дуя на покрасневшие ладони.

— Девять раз подтянулся. Маловато, прямо скажу.

— Так я бы и больше мог. Это ты меня сбил…

— Не знаю, не знаю, кто кого сбил. А только девять раз маловато для военного человека.

Отец снисходительно относился к увлечению сына военным делом, и в душе он надеялся, что с годами оно пройдёт. Сам он за свою жизнь навоевался досыта, был изранен и исколот в двух войнах, знал, как нелегка военная служба. А Федя с детства был слабым, болезненным мальчиком.

Трудно сказать, как это получилось, что Федя с малых лет увлёкся военным делом. Может быть, это шло от военных, которых много находилось в Острове — город был пограничным. Федя часто видел их на улицах, на ученьях, на стрельбищах. Подражая им, Федя ходил в детстве в гимнастёрке, носил на голове старую командирскую фуражку отца, любил нацеплять на себя ромбики, красноармейские звёздочки, бумажные ордена.

Уже в восьмом классе Федя твёрдо решил, что после школы пойдёт в военное училище.

В огород, через дыру в изгороди, пролез Борька Капелюхин, Федин одноклассник.