Клава Назарова

И она принялась объяснять, как надо вести себя в городе. В мелкие стычки с немцами и полицаями ни в коем случае не ввязываться, уметь держать себя в руках. Группами на улицах не показываться. Встречаться подпольщикам лучше всего на волейбольной площадке, на вечеринках, на танцах — пусть фашисты думают, что молодёжь всецело занята развлечениями и ей очень по душе новый порядок. Связь по старой пионерской привычке они будут поддерживать при помощи цепочки. И пока фашисты не угнали их на дорожные работы или на торфоразработки, надо ребятам самим устраиваться на работу в городские учреждения, в комендатуру, на станцию, в офицерские столовые.

— Главное, быть поближе к немцам, чтобы всё знать, видеть и слышать, — закончила Клава. — Вы понимаете меня?

— Это чтоб я на поганых фашистов ишачил? — заартачился было Капелюхин, но, встретив осуждающие взгляды ребят, махнул рукой. — Понимаю, конечно… Ладно, уж я на них работну, — усмехнулся он. — Премного будут благодарны.

В комнату вошёл запыхавшийся Ваня Архипов. Старая, замасленная кепка, дряхлый, латаный пиджак и опорки ногах делали его похожим на беспризорника.

Клава поднялась ему навстречу.

— Почему так поздно?

— Стрельбу слышали? — хрипло заговорил Ваня, вытирая кепкой потное лицо. — Наш самолёт листовки сбросил. А немцы по нему из зениток… Ушёл всё-таки самолёт… А листовок в поле полным-полно осталось. Немцы туда солдат выгнали, целую роту, листовки подбирать. А я там козу пас. Ну, меня зацапали и давай трясти да обшаривать.

— Так ни одной листовки и не принёс? — с досадой спросил Федя.

— Ещё бы не принести, — ухмыльнулся Ваня, разжимая кулак и показывая комочек замусоленной бумаги. — За щекой держал. Чуть не проглотил.

Клава осторожно развернула комочек бумаги. Листовка была адресована населению оккупированных фашистами Ленинградской, Новгородской и Псковской областей.

«Организуйте партизанские отряды и группы, — читала Клава. — Захватывайте оружие и боезапасы у врага. Беспощадно уничтожайте его днём и ночью, из-за угла и в открытом бою».

Обращение было подписано Ждановым и Ворошиловым.

— «Из-за угла и в открытом бою», — вполголоса повтори. Федя и посмотрел на Клаву. — Надо будет её размножить.

Внизу раздался надрывный кашель. Клава выглянула окно. По набережной шли какие-то люди. Клава спрятала листовку в карман и обернулась к ребятам:

— Патефон! Танцы!

Дима пустил патефон и подал руку Клаве. Капелюхин пригласил Варю Филатову, и пары закружились в танце. Вошёл немецкий патруль. Офицер посмотрел на танцующую молодёжь, ухмыльнулся. Он очень сожалеет, что не может принять участия в такой весёлой вечеринке. На войне как на войне…

Приложив пальцы к козырьку, офицер увёл солдат.

Клава достала стопку ученических тетрадей и коробку цветных карандашей.

— А теперь за работу. Капелюхин следит за улицей и меняет пластинки. Остальные берут карандаши и бумагу. Писать только печатными буквами.

Она дождалась, пока ребята очинили карандаши, расселись по своим местам, и, как учительница школьникам, принялась диктовать текст листовки.

А патефон наигрывал задорный фокстрот.

Медсестра Маша

Утром к Клаве забежала Зина Бахарева и сообщила, что больнице произошло большое несчастье. Молодой легко раненный лётчик, почувствовав себя лучше и ни с кем не посоветовавшись, решил бежать из больницы. Ночью в больничном белье он вылез через окно на улицу, стал выбираться из города и сразу же нарвался на немецкий патруль. Лётчика жестоко избили и вновь привезли в больницу.

— Ты бы видела, Клаша, что они с ним сделали, — рассказывала Зина, кусая сухие, запёкшиеся губы. — Лежит как пласт. Еле дышит. Теперь ему долго не подняться.

— Ты листовку раненым подбросила? — спросила Клава.

— Ага! — кивнула Зина. — В трёх палатах под подушки сунула. Теперь листовка по рукам ходит. И знаешь, что началось… Теперь у них только и разговоров, как бы к партизанам пробраться. Вчера один раненый чуть не на коленях меня умолял — достань ему штатскую одежду да покажи дорогу к партизанам. Ой, Клаша, боюсь я. Убежит он и тоже на патруль нарвётся. Что делать-то?

Клава задумалась. Да, раненых на произвол судьбы оставлять никак нельзя.

— А кто этот раненый, что к партизанам рвётся? — спросила она. — Ты хорошо его знаешь?

— Ага… Он мне всё рассказал, — зашептала Зина. — Командир стрелкового взвода. В первом же бою был ранен в голову. Потерял сознание, попал к нам в больницу. Злости в нём полно. Как про немцев вспомнит, даже зубами скрипит. «Мне, говорит, обязательно воевать надо».

— Меня с ним можешь познакомить? — спросила Клава.

— Да хоть сегодня. Приходи вечером в больницу.

— Представь меня как новую медсестру. Назови Машей, фамилию не упоминай.

Вечером Клава была уже в больнице. Зина выдала ей белый халат и привела в процедурную комнату.

— Подожди здесь… Сейчас пришлю… Шитиков его фамилия.