Клавдий. Нежданный император

Полномочия, которыми наделили бывших рабов, сами по себе раздражали аристократов и всадников. Но это еще не всё. Их колоссальное состояние, нарочито пышный образ жизни, воздаваемые им почести воспринимались знатью как унижение, особенно если аристократы уже не могли поддерживать образ жизни, соответствующий их рангу. Светоний приводит несколько примеров успеха: Посид получил hasta pura — почетное копье, которое вручали участникам сражений; уже встречавшийся нам Феликс стал правителем Иудеи и женился на царице; Гарпократ получил право передвигаться в носилках; Полибий часто прогуливался в обществе обоих консулов, а Нарцисс получил знаки квесторского достоинства. Все, конечно же, были очень богаты, так что в одной шутке Клавдию даже советовали пойти в товарищи к своим вольноотпущенникам, чтобы поправить свои денежные дела… Но все рекорды в этой области побил Паллант, судя по раздражению, которое он вызывает у древних авторов. По словам Тацита, этот человек владел тремястами миллионами сестерциев. Чтобы представить себе, сколько это, надо знать, что самые крупные состояния колебались в пределах тридцати-шестидесяти миллионов, редко больше, а 30 миллионов были устойчивой формулой для обозначения богатства. Нарцисс, например, имел только… 40 миллионов (10 миллионов драхм, о которых говорит Дион Кассий, и есть 40 миллионов сестерциев), что кажется почти умеренным. Но даже если наши авторы немного преувеличивают, Паллант совершенно точно возглавлял бы рейтинг Who’s who того времени. Это не помешало сенату выступить однажды с предложением, чтобы выплатить ему еще 15 миллионов за счет государства в награду за внесенный им законопроект. Паллант великодушно отказался. Он принял только преторские знаки отличия, благодаря которым попадал в сенаторское сословие. Возмущенный Тацит иронично заключает: «И вот, начертанный на медной доске, был вывешен сенатский указ, в котором вольноотпущенник, обладатель трехсот миллионов сестерциев, превозносился восхвалениями за старинную неприхотливость и довольство малым».

Паллант, однако, очень гордился тем, что сэкономил эрарию 15 миллионов, — так гордился, что велел высечь надпись об этом подвиге в виде своей эпитафии. Эти сведения нам сообщает Плиний Младший, обнаруживший эту надпись на надгробии во время случайной прогулки: «Ему сенат за верность и почтение к патронам постановил дать преторские знаки и пятнадцать миллионов сестерций, каковою честью он остался доволен»[61]. Плиния это покоробило, так что он рассказал об этой истории в письме другу, завершив рассказ язвительной моралью: сколько комедии и глупости в почестях, которые порой роняют в эту грязь, эту мерзость, осыпая ими таких людей, как этот висельник, имевший наглость присудить их себе и отказаться от них, да еще и выставив себя образцом умеренности для потомков! Позднее Плиний возвращается к этой теме. Заинтригованный, он отправился в архив, чтобы отыскать постановление сената, осыпавшего своими милостями Палланта. Он глазам своим не поверил — и было отчего, поскольку сенат, искушенный в искусстве лести, превзошел сам себя. Плиний приводит целые пассажи из этого текста. Ограничимся одним отрывком, но письмо стоит того, чтобы прочесть его целиком: «Дабы Паллант, коему все они признают себя предельно обязанными, заслуженнейшим образом получил награду за свою исключительную верность и за исключительное усердие <…> для щедрости сената и римского народа не может представиться более удобного случая, чем возможность увеличить средства бескорыстнейшего и вернейшего стража императорского имущества». Короче, как говорит сам Плиний, рядом с этим постановлением эпитафия выглядит простой и скромной.