Клавдия Партичелла, любовница кардинала

То, что он сказал, было у всех на уме; это знали все граждане Трента, знакомые с внутренним положением княжества. Тем не менее, момент для того, чтобы сказать это вслух, был выбран неудачно. Гости ожидали взрыва и, не спуская глаз, смотрели на кардинала. Воцарилось молчание. Потом языки вдруг развязались. Все в один голос просили простить богослова. Виновник, красный от стыда и от оплеухи, поднялся с намерением покинуть пир. Но кардинал сделал ему знак:

— Нет, садись… Не бойся!

Прелат повиновался. Наступил напряженный момент перед бурей, когда от тишины немеют мускулы. Кардинал налил кубок до краев и, выпив его единым духом, сделал знак, что хочет, говорить.

— Не бойся, мой друг! хотя ты задел во мне еще не зажившую рану. И вы не бойтесь, мои уважаемые друзья. Пусть те, кто считает меня способным на месть, покинут пир. Это не стол Борджиа. Не в вине, а в сердцах человеческих скрывается яд… Дослушайте меня! Я хочу объявить громко о тайне, известной всем. Я хочу защитить перед вами то, что в глазах всех является преступным, а для меня полно величия и радости. Внемлите же мне о, прелаты, и вы, государственные мужи, и вы, друзья моей юности, и вы, академики, и ты, отец Клавдии! Слушайте меня все! То, что я скажу вам, может быть грешно, недостойно моего имени и сана. Но не в этом дело. Если я прежде носил маску, то теперь эта маска раскрыта. Я снимаю ее пред вами, лучшими людьми моего народа.

Кардинал отпил из вновь налитого бокала и перевел дух.

— Я люблю Клавдию. Я любил ее двадцать лет. Не краснейте! Не опускайте лицемерно ваши головы. Каждый из вас, о, пастыри чужих душ, грешил, в своей собственной душе. Не отрицайте этого. Этот пир сильно отличается от того, который был устроен Христом своим ученикам, перед тем, как принести величайшую жертву. Все мы испили из кубка мирских наслаждений. Я тоже пил, но стал не чище и не грязнее, чем многие другие… Вам известно, что я обращался к папе, прося снять с меня сан. Он отверг мою просьбу. Он желает скандала и получит его. Я торжественно заявляю здесь, перед высоким собранием, о своем праве на земную любовь! Клавдия будет моею до гроба, хочет ли этого папа или нет, желаете ли вы этого или нет, вы, которые называете Клавдию куртизанкой, разоряющей народ! Понимаешь ли меня, богослов? Что думают об этом мои враги, не заботит меня. Для чего же, спросишь ты, это мое признание? Достойны ли вы его? отвечу вам словами Горация: «Лютню! Лютню! Лютню! Принесите лютню, и пусть кто-нибудь из вас споет гимн!»

Возглас кардинала удивил всех. Пьян он, что ли? Впрочем, если пьян, в этом не было ничего удивительного.

Лютня была принесена, и один из пажей кардинала стал перебирать струны. Пировавшие умолкли, и юноша запел. Его красивый, волнующий голос захватил всех и успокоил. Однообразная музыка располагала ко сну.

Пир кончался, когда слуга объявил о прибытии Клавдии.

Кардинал вскочил. Гости были изумлены. Ужас охватил всех, так как все боялись молодой женщины, тайной правительницы княжества.

Клавдия вошла, облаченная во все черное. Она обняла и поцеловала отца, поднявшегося навстречу ей, и направилась к кардиналу. Пировавшие переглянулись. Немногие ответили на ее поклон. Духовенство сохранило неподвижность и враждебно следило за любовницей кардинала. Клавдия сбросила черный плащ, откинула вуаль, и тяжелые косы свободно упали ей на плечи.

На лице ее виднелись следы усталости, но глаза смотрели смело и открыто. В зале стояло молчание — неожиданное появление женщины сковало языки.

Клавдия заняла место рядом с кардиналом. По его виду она догадалась, что незадолго до ее прихода произошло какое то важное событие, и досадовала, что не пришла ранее.

Она улыбнулась гостям той улыбкой, которую дон Беницио называл божественной, а народ — дьявольской, и звучным, ясным голосом произнесла:

— Я, кажется, явилась на похороны. Почему никто не говорит? Неужели мой приход поверг вас в такое состояние? Почему все умолкли?

Обратившись к пажу она спросила:

— Отчего ты не играешь?

Паж пробежал пальцами по струнам, извлек слабый аккорд и умолк.

— А ты, князь, почему молчишь? Кажется, мой приход смутил тебя? Но что в нем необычайного? Осень прошла, мне стало скучно в замке Тоблино! Я и приехала… Может быть, следовало предупредить вас? Но я никак не ожидала, что попаду на пир. Если я неугодна тебе и твоим гостям, я уйду!

Клавдия сделала движение, будто намереваясь встать и уйти.

Но кардинал схватил ее за рукав и воскликнул:

— Оставайся, Клавдия, ты у себя дома!

Улыбка сверкнула на губах куртизанки. Она бросила пренебрежительный взгляд на прелатов, но черты ее лица быстро приняли обычное выражение.

— Если я, действительно, здесь у себя дома, то я считаю присутствие гостей в данный момент неуместным, — заявила она. — Соблаговоли отпустить их.

Сидевшие за столом не стали ожидать приказания кардинала. Большинство поспешно скрылись, и только некоторые из них удосужились отвесить князю поклон.