Клеарх и Гераклея

И хотя к самому Пелопиду автор, уважая традицию, относится чрезвычайно почтительно, все же он изображает историю так, будто в Сузах, во дворце с серебряною кровлею и с золотыми балками, крутыми, как солнце, на греческих послов обращают не больше внимания, нежели на каких-нибудь саков или массагетов; притом же и демократию, столь подозрительную в его глазах, он не признает достоянием одной Европы и утверждает, что на другом конце Ойкумены, за Гангом, есть также полисы, именуемые «гана», а в них тираны, именуемые «раджа».

Как известно, посольство 367 г. окончилось унижением Афин и Спарты и торжеством фиванца Пелопида, и Фивы на некоторое время стали гегемоном Эллады. По Филодему, конечно же, выходит, будто царь, приняв сторону Фив, исходил вовсе не из выгоды царства, а был игрушкою в руках бесчестных и самовлюбленных царедворцев.

Впрочем, автор рассказывает не о том, как был заключен мир, а о том, как Клеарх отомстил афинскому послу Тимагору, чье письмо когда-то привело к его изгнанию из Гераклеи, и как Тимагор получил от Клеарха пироге угрем и действительно кусал себе локти с досады, что не попросил большего. Сам же Тимагор, которому сограждане с досады приписали неудачу посольства, был казнен народом за жадность по возвращении в Афины. Его товарищ предъявил уличающие его письма, и ни одно имя не произносилось в Афинах с большим отвращением, даже имя Писистрата или Гиппия.

Книга 5

О пропавших податях и простодушных крестьянах, о разоренных гробницах и выигранных сражениях, о жестокости толпы и великодушии Митрадата, а также о разнице между трагедией и комедией

Четыре вещи непрочны в этом мире: благосклонность народа, любовь женщины, благоволение царя и накопленное богатство.

Вернувшись из Согдианы, Клеарх узнал, что царь отобрал у него право подавать ему воду для омовения рук и передал это право Артавардии, сыну Гобрия.

— В чем же мои упущения, великий царь?

— Ни в чем. Я, однако, не хочу, чтоб тебе завидовали.

Что ж. Беда не приходит одна: пятилетний его сын вдруг захворал и через неделю умер; а вслед за ним от той же хвори или насланной кем-то порчи умерла любимая и единственная жена, дочь Виваны, — остальные были лишь наложницы.

Клеарх прожил в Пасаргадах еще три месяца, покупая поместья и отделывая свой городской дом, а потом отпросился на время к другу, Митрадату, в далекую Фригию.

Митрадат устроил в честь его прибытия большую охоту; явились даже наместники Лидии Автофрадат и Каппадокии Датем.

Датему было за пятьдесят, он был доверчивым человеком и искусным полководцем; наместничество он получил, отличившись в войне против кадусиев. Он покорил столько варваров, начиная с пафлагонца Отиса, что Каппадокия теперь была самым сильным наместничеством в Азии, как некогда Лидия.

В Газиуре, столице Каппадокии, говорили, что Датем — потомок Отаны, и это ему очень нравилось. В Даскилии злословили, что Датем — полускиф, полукариец, и это его очень огорчало.

Датем недавно завоевал Синопу и Керасунт, и в свите его поговаривали, что гераклеоты платили дань Киру и что, кроме того, можно освободить из-под греческого ига подвластных геракдеотам мариандинов.

Но Датем знал, что Митрадат и Клеарх имеют свое мнение о Гераклее, и поэтому приехал к Митрадату, не переставая напоминать себе, что приверженцы покойной царицы называют его полускифом, полукарийцем.

Кроме того, когда Датем брал Синопу, к нему пришло царское письмо, запретившее осаду. Датем высказал по прибытии письма положенную радость и принес положенные жертвы, но город все-таки взял. В Газиуре говорили, что письмо сочинил Клеарх по просьбе царевича Оха.

На пятый день к полудню, когда уже добыли достаточно дичи и собирались сделать привал, Датем увидел на холме дивную лань и погнался за ней. Не догнал, а когда наконец махнул рукой, то увидел, что вся свита отстала, а поспели за ним только двое: Клеарх и Митрадат.

Всадники поехали бок о бок, и Датем стал рассказывать о Гераклее, где недавно умер Архестрат. Власть в городе перешла в руки демократов, и многим из лучших людей, по-видимому, угрожало изгнание.

— Да, — сказал Митрадат, — странное дело. Когда у греков власть получает партия лучших людей, они изгоняют противников, и наоборот. А ведь и в Персии у власти лучшие люди, однако они расправляются не с противниками, а друг с другом. Виндафарна подарил Дарию царство, а вскоре и сам он, и весь род его был истреблен. А между тем семеро родов тогда решили жребием, кому быть первым среди равных, и достанься, например, жребий Отане, царем был бы сейчас ты.

Птицы вспархивали из травы, Датем ехал молча.

Датем. Знаешь ли ты, что сказал Тирибаз, когда царь прислал ему вареного гуся со своего стола? Тирибаз бросил ножку гуся любимой собаке, и она сдохла.

Тут-то Тирибаз улыбнулся, как его дед Вивана, и сказал: «Если съем гуся — умру, если попытаюсь бежать — совершу измену. Смерть почетней измены».