Клей

Надо было ободрать стены на фиг. Сколько слоёв ни наложи, дерьмо всё равно проступает.

Лиза начала было говорить, но Шарлин подняла руку. Лиза замерла как скованная. Выслушивать всё это было так тяжело, что можно только представить, каких трудов стоило её подруге начать говорить, но теперь, бедная девочка, ей уже не остановиться, даже если захочет.

– Я должна была бы стать фригидной девственницей или нимфоманкой, у меня должна была быть, как это называется, сексуальная дисфункция. Ни фига. В этом и будет моё отмщение, мои метаморфические два пальца против его одного, но реального: я нормальна… – Шарлин уставилась в пустоту. Когда она заговорила снова, голос её стал на октаву выше, как будто она обращалась к нему: – И я рада, что ненавижу и презираю тебя, потому что я умею принимать и дарить любовь, ты убожество, потому что я никогда не была ни странной, ни подавленной, ни шизанутой и никогда такой не буду… – Она повернулась к Лизе и встряхнулась всем телом, как будто переместилась обратно в это пространство.

– Прости, Лиз, спасибо.

Лиза переползла на кушетку и обняла свою подругу так, как только могла. Шарлин недолго принимала утешения, потом отстранилась немного и посмотрела на Лизу со спокойной улыбкой.

– А что ты там так бодро говорила про набухаться, обдолбаться, отдаться?

Лиза отпрянула.

– Разве можно… – Она запнулась, не веря ушам. – То есть я хотела сказать, что сейчас, наверное, не самый для тебя подходящий момент… Мы ведь занимались этим последние две недели, а он как сидел, так и сидит.

– Я думала, что он ушёл навсегда, потому и поехала с вами. Зачем она его пустила? Я сама во всём виновата, не надо было уезжать, – поёжилась Шарлин, обхватив кружку с чаем унизанным золотыми кольцами пальчиками. – Всё равно пойдём, только вот что, Лиза, можно будет у тебя притулиться на время?

Лиза сжала Шарлин в объятиях:

– Оставайся, живи сколько хочешь.

Шарлин выдавила улыбочку.

– Спасибо… А я не рассказывала тебе о своём кролике?

В квартире было тепло, в руках у неё была кружка горячего чаю, и всё равно она подрагивала.

– Нет, – сказала Лиза, обхватила себя руками и снова посмотрела на стены. Да, обязательно ещё раз надо покрасить.

Долгожданная альтернатива разврату

и насилию

Фестивальный клуб для Франклина – просто ад. Однако организаторы концерта настояли, чтоб они с Катрин зашли туда хоть ненадолго. К Франклину подскочил ярко одетый мужчина в синем вельветовом пиджаке и жёлтых хлопчатобумажных штанах и вяло пожал ему руку.

– Мистер Дилэни, Ангус Симпсон из оргкомитета Фестиваля. Очень рад вас видеть, – сказал он голосом, какой ставят в английских частных школах.

– Знакомтесь, Мораг Бэннон-Стюарт представляет горсовет в нашем комитете. А… где мисс Джойнер?

Франклин Дилэни скривил лицо в слащавой улыбочке.

– Она покашливает, у неё слегка першит в горле, поэтому мы решили, что лучше, чтоб она осталась дома и легла пораньше спать.

– Ах… как жаль, здесь люди из газет и с местного радио. А вот только что Колину Мелвилу позвонили на мобильный телефон и сообщили, что сегодня вечером её видели в Лейте…

Лейт. В какой это жопе, чуть не спросил Франклин. Но вместо этого спокойно произнёс:

– Чуть раньше она выбегала ненадолго, но сейчас она уже под одеялом в своей кровати.

Сделав шаг вперёд. Мораг Бэннон-Стюарт вторглась в его личное пространство и обдала его парами виски.

– Очень надеюсь, что с ней всё в порядке. Замечательно, что есть ещё по-артисты, пригодные для семейного прослушивания. Такой замечательный был фестиваль, а теперь – пиршество разврата и насилия…

Пока она бурчала, Франклин изучал лопнувшие капилляры на лице, похожем на маску из папье-маше.

Франклин поднапрягся, выпил залпом двойной скотч и подал знак принести ещё. Ебаная Катрин. Теперь ему села на уши полупьяная перечница из горсовета. Тот парень с радио сказал, что её видели в Лейте. В любом случае, это не дальше, чем можно уехать на такси. Как только появилась возможность, Франклин извинился и под предлого того, что идёт в туалет, выскользнул в ночную прохладу.

Дайте мне лекарство

В индийской забегаловке с Катрин Джойнер стали происходить странные вещи. Американская певица испытала настоящий, глубочайший, жесточайший голод. От пива и косяка, который Рэб предложил раскурить за углом, её конкретно пробило на хавчик, пряные запахи пьянили, пробуждая аппетит. Как ни старалась Катрин, крепкий комок голода мигом встал у неё в горле и чуть не задушил её. Рассыпчатый манящий бахис, пахучий пикантный соус, покрывающий нежные кусочки маринованной говядины, курицы, ягнятины, шипящие на сковородах разноцветные овощи – всё это, даже находясь в двух столах от неё, заставляло пульсировать вкусовые сосочки.

Катрин ничего не могла с собой поделать. Она заказала себе наравне с другими, а когда принесли блюда, набросилась на еду с яростью, при виде которой в более щепепительной компании поднялась бы не одна бровь, но для Рэба, Терри и Джонни это было в порядке вещей.

Катрин хотела заполнить образовавшиеся в ней пустоты, но не лекарствами, а карри, пивом и лепёшками паан.