Клей

Оливер подходит к двери. Внутри у него беспокойно. Что-то не так, он чувствует. И эта подозрительная гробовая тишина. Ни звука машин, ни случайного шороха, треска, стука, разговора людей. Он стоит перед дверью и не может решиться позвонить. Дверь очень массивная, железная, тёмно-зелёного цвета. Нигде не видно звонка, зато есть видеокамера. Он стучит. Тишина. Он стучит ещё раз, а потом ещё и уже барабанит кулаком по двери. Этот стук эхом отдаётся в разрушенном здании больницы. Ничего. Тишина. Он отходит и всматривается в окна. Но и здесь не замечает никакого движения. «Может, Гамерман ошибся адресом?» Оливер садится на ступеньку и открывает сеть на запястье. Пишет письмо своим трейдерам. Через минуту приходит ответ, что по указанному номеру сети фиксируется именно этот адрес, более того, они уловили движение. Это мужская фигура. Высокий, блондин, одет в кожаные брюки, куртку. Его удалось сфотографировать, когда он подошёл близко к сети. Больше пока никакой информации.

На фотографии вполне обычный человек, хотя есть в его облике что-то холодное и отстранённое. Оливер думает о своих проекциях. Потом вспоминает, что иногда банан – это банан, а роза – это роза, и не надо всё анализировать. Сеть снова пиликает, и Оливер видит полную информацию о блондине. Это Макс Негулески, 2070 года, значит, сейчас ему 30 лет. Поляк, рождённый в Полтаве, зарегистрированный в Ленинградской области в поселении егеря, в настоящее время проживает по адресу, где Оливер сейчас находится.

Ответив благодарностью на письма, он ещё раз стучит в дверь, ждёт пару минут, потом решает уехать и подумать, что делать дальше. Нет смысла ломиться в закрытые двери. Он проходит по частному сектору метров двести и видит на горизонте клаудуз. Поднимает руку вверх, растопырив пальцы, и через минуту уже сидит в комфортном кресле машины. «Значит, так. Что я имею? Есть адрес, где должна находиться София. Макс, по всей вероятности, именно тот, кто собрал эту психотерапевтическую группу, если это можно так назвать. Но, по словам Софии, это именно так. Хотя, сколько она проходила в неё? Кажется, два месяца. Надо с Ангелиной связаться. Приеду, свяжусь. По каким-то причинам София пропала и не отвечает на звонки, её сеть валяется в груде других вещей по указанному адресу, и рядом ошивается этот Макс. Мне никто не открыл дверь, хотя я стучал громко и долго. Значит, кто-то, – скорее всего, Макс, – не хочет открывать дверь. Логично. Но может, трейдеры ошибаются? Например, адресом, или кто-то хочет запутать следы. И я ломлюсь не в тот дом. Единственный способ проверить – взломать двери. Нет, такую броню не взломаешь. Надо попробовать влезть через окно или поискать чёрный ход. Наверняка он есть. Должен быть. И чтобы быть незаметным, это надо сделать ночью. Сегодня ночью опять еду сюда же», – решает Оливер и на этом успокаивается.

В запасе есть почти двенадцать часов, и он решает прогуляться по городу. Давно он здесь не был. Оливер останавливает клаудуз возле Петродворца и тут же жалеет о своём решении прогуляться. Кругом толчея, несмотря на дождь. И он с трудом протискивается сквозь толпу. Как уж тут не склеиться? Легко можно. Вот поэтому ему встречаются только склеенные люди. И одинокий только он один, что выделяет его из толпы. Лица у всех людей несчастные, озлобленные, угрюмые, серые, исхудавшие. В Нью-Йорке всё то же, только больше толстых людей. И ведь куда-то спешат, идут. День. Просто так двигаются, типа «движение – это жизнь». В попытке уловить её, возможно, последние мгновения. На самом деле они обманывают себя, создавая видимость движения. Оно же без цели и без смысла. Иногда, конечно, не обязательно, чтобы цель была в движении. Можно просто идти, думать, созерцать. Но сейчас у людей нет ощущения безмятежности. Они, подавляя свою тревогу, идут, чтобы не ощущать её. Не чувствовать её мучительные спазмы в животе. На экране вверху идёт реклама одежды для двойни, тройни, квартета, квинтета и даже секстета. Социум подстроится под любой запрос, и коммерция будет выживать любыми способами.

Выбравшись из зомбированной биомассы, Оливер оказывается в подворотне старинного здания и углубляется в неё. Здесь, в арке, которая спасает от дождя, спит группа бомжей. А может, они и не спят, просто лежат. У него всегда шли мурашки при их виде. Его никогда не покидало опасение, что его жизнь может сложиться так же, и он тоже может скатиться до такого же состояния. От этого нельзя застраховаться. Но вот ведь странное явление. Сейчас полно жилья, из-за высокой смертности освобождается. И у них есть возможность перебраться в квартиры. Власти в новостях постоянно передают сводки освободившегося жилья, надо только сходить в департамент жилищной политики и взять ключи. Дают всем. Оно не продаётся, никому не нужно уже. Некому продавать. Люди ждут смерти. Или от мутации, или от таяния ледников, которое не останавливается и разливается всё больше, поглощая всё живое вокруг.