Клейма ставить негде

— Ну, если не посадят, то в генералы произведут как пить дать… — с авторитетным выражением лица покачал он головой, а потом, рассмеявшись, широко развел руками.

— Ты о чем?!! — Стас ошарашенно воззрился на него, словно не веря собственным ушам, — Как это — «если не посадят»?

— Да вот так! По вопросу того, что я применил оружие, будет проводиться служебная проверка. На данный момент от расследования по делу о гибели Давишина я отстранен по команде из министерства. Правда, Петро сказал, что работать хоть и по-партизански, но буду. Впрочем… Факт есть факт: «орден сутулого» мне уже вешают. Да-а-а… Схлопотал я себе «награду»…

Сокрушенно покрутив головой, Лев отмахнулся и продолжил писать рапорт. Крячко, ошалело похлопав глазами, на некоторое время словно утратил дар речи.

— Ты… не шутишь? Тебя что, и в самом деле отстранили от расследования?!! Е-п-р-с-т!!! Я охреневаю! А формулировка-то какая?

— Стас, если честно, то я не уточнял, — досадливо поморщился Гуров. — Знаешь, в народе говорят: смерть причину найдет. Да и вообще… Это не первый случай «торжества справедливости». Как говаривал ныне покойный генерал Лебедь: и стрелял — дурак, и не стрелял — дурак. Если бы я не применил оружие и этот урод убил бы ребенка, то на меня повесили бы служебное несоответствие. Видишь ли, есть счастливая категория людей, которые всегда и во всем правы, потому что ни хрена ничего не делают. Они только сочиняют бумаги о необходимости что-то улучшить, что-то ускорить, что-то расширить. А мы с тобой пребываем в несчастливой категории всегда и во всем виноватых, потому что реально работаем и имеем дело с живыми людьми, а не с бумагой. Нас с тобой сделать виноватыми — раз плюнуть. Вот пример. Ты поймал карманника за руку. Он дернулся, начал орать, что у него порвались связки, травмирован сустав. А я из тех, чья работа — только проверять и контролировать. Мне же надо показать, что и я чего-то значу, за что-то получаю зарплату? Надо. А как это сделать? Правильно, найдя в твоих действиях нарушение — произвел задержание неоправданно жестко. А за это тебе полагается взыскание, а то и судебное преследование… Разве не так?

Выслушав Гурова, Станислав сунул руки в карманы и с мрачным видом прошелся по кабинету взад-вперед. Остановившись перед своим столом, он с грустью констатировал:

— Ты, как всегда, прав… Кто не работает — тому пышки, кто работает — тому шишки. Диалектика называется… Ну, раз уж ты фактически работу продолжаешь, давай тогда дописывай свой рапорт и обсудим, что нам сегодня удалось накопать…

Молча кивнув в ответ, Лев в течение считаных минут покончил с писаниной и отправился с рапортом к Орлову. Тот тоже к этому времени завершил свои суждения по происшествию на Лисянского. Пробежав глазами написанное Львом, генерал удовлетворенно кивнул, положил оба рапорта в красную папку с толстыми обложками и поинтересовался:

— Стас уже подъехал? Отлично! Тогда я сейчас его сюда кликну, вместе обсудим первые результаты вашей работы… Присаживайся!

Он поднял трубку телефона внутренней связи и буквально через минуту на пороге появился Крячко.

— Мир кабинету сему! — воздев руку, не смог не склоунничать Стас. — Да снизойдет благодать небесная на оперов благочинных и преподобных!

— Так, «опер преподобный»! — хлопнул ладонью по столу Орлов, — Садись вон на свое место и бери на заметку, что с этой минуты ты — главный ответственный за ход расследования. Лева формально отстранен, и на него я нажимать не имею никакого права. А вот ты теперь, применительно к гужевой упряжке, «коренником» стал. Лева же в этом смысле — как бы пристяжной. Так что и главный кнут, Стас, будет твой и только — твой! Теперь с тебя весь спрос за расследование! Рассказывай, чего интересного узнал.

Сразу же посерьезнев, Крячко поведал о своей встрече с «безутешной» вдовой Альбиной Давишиной. Завершая свое эмоциональное повествование (чувствовалось, что эта мадам достала его основательно), он сделал вывод, что эта «зараза» каким-то боком может быть причастна к убийству своего извращенца-муженька.

— Она потому и ушла, по сути, «в несознанку», так как боялась сболтнуть чего лишнего и выдать себя как реальную соучастницу, — заключил он.

На несколько мгновений в кабинете воцарилось молчание, которое нарушил Гуров:

— Стас, эта чванливая особа, хоть я ее и не видел, мне столь же неприятна, как и тебе. Но чую, кроме того, что она постоянно венчала своего муженька оленьими рогами, против чего он, мне кажется, не возражал, чего-то еще в отношении его не предпринимала. Смысл? Жила ведь — как ей нравилось. Разъезжала по люксовым курортам, проживала вовсе не в лачуге, одевалась «от кого-то»… Значит, с деньгами проблем не знала. Зачем ей резать курицу, несущую золотые яйца? Пусть эта курица с генеральскими погонами и развлекалась со своими подневольными наложницами в аномально-извращенных формах. Ну и что? Давишин ой от этого — ни жарко ни холодно. Нет-нет, думаю, она тут ни при чем.

Почесав кончик носа, Орлов издал «хм-м-м-м…» с явной ноткой сомнения в голосе, затем произнес: