Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР

В ходе расследования властями было установлено, что население ряда деревень этого района в отсутствие церквей и священников собиралось для отправления религиозных обрядов и богослужений по домам, в лесу, на болоте; «руководители секты» призывали их к уклонению от участия в переписи и от получения паспортов[142] (так как это «клеймение дьявола»), от получения и выполнения гособязательств, имелись случаи отказа от противодифтерийных прививок (так как «после укола – через 3–10 дней на руке появится звезда»), от службы в армии, 16 детей школьного возраста не ходили в школу, и т. д. В доме Федора Урбана был «обнаружен учебник, принадлежащий его детям, с выколотыми глазами в портрете тов. Ленина, исколотым иголкой лицом в портрете т. Сталина». На влияние секты списали и массовый выход из колхозов[143].

Начальник Лепельского окружного отдела НКВД Ермолаев в справке о контрреволюционном элементе в Стайском и Пышнянском сельсоветах перечисляет установленные им факты нелегальных собраний (он называет их «сборищами»): в июне 1936 г. – в лесу в урочище Выголки присутствовало 15 чел.; в конце декабря 1936 г. в доме жителя д. Студенка Урбана Федора Антоновича собрались Ефим, Иван, Федор Урбаны, Иван Виницкий и их жены; 10 января 1937 г. в лесу в урочище Мазурщино собрались Леон Урбан, Владимир, Никита и Хима Гордиенок. На этих собраниях, по данным Ермолаева, говорили о необходимости уклонения от переписи, о предстоящей войне и скорой перемене власти, что всех записавшихся будут клеймить[144].

Дочь одного из «молчальников» Гордиенка Василия Калиновича и сама участница тех событий Гордиенок Екатерина Васильевна рассказывала[145]:

«Ну, молчали, дай и все. Они ж не все молчали. Они начальникам молчали, с людьми как надо говорили […] Но власть-то они не любили. Что не любили, то не любили. То может за это. Что церкви стали рушить. Святое уничтожают […] Не было где молиться. Церковь же разрыли. Там в Закаливьи у кого-то, не могу сказать [молились]. Не у нас на поселке, ходили. Из Каливца, деревня такая была, 8 домов. Вот собирались и ходили в Пышно, ходили туда молиться […] Очень сильно тогда верили Богу. Но они не давали. Может где кто что схватил икону… Библия была, Евангелие было. И мой отец читал. И у нас весь дом был в каких-то на дереве нарисованных, на дереве покрашенном иконы нарисованы такие. И у нас было многа навешено. И нас отец станавил на колени, и вот мы утром и вечером, нас отец становил на колени и мы молились Богу […] Потом отца забрали. Этот написал, что тут церкви роют, а они собираются, Богу молятся […] Молчальники в основном это были старые. Были неграмотные»[146].

Семья Тита Мозго тоже была в числе тех, кто сопротивлялся паспортизации, переписи, не шли в колхоз. Их дочь Мисник Екатерина Титовна рассказывала: