Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР

«Позабирали в тюрьму. Папа мало сидел – 3 месяца. А Наталья 2 года. Чтобы шли в колхоз, а они не шли… Сидели по два года. И за то, что молчали, и за паспорта. Вот здесь был дом, дед и баба, и две дочки, забрали их – деда и две дочки, баба одна сидела. А они два года отсидели […] Наталью забрали за паспорт, два года сидела. И сестра ее Прося два года сидела. Мозго они. Родственники. Папин родной брат [Мозго Яким] был их отцом […] Мозго Степан и у него сестра была Матруна, двоих забрали. Степан и Матруна Дмитриевичи. Брат и сестра. Жерносек Яков – это сосед его, Яков Емельянович… НКВД. Всех. Приедут. Папа помню на работе был, получка у него была. Запоздал. Пришла машина грузовая, мама говорит – беги, скажи папе, чтоб домой не шел. А они меня из дома не пустили, а они его за хобот да и в машину. В Лепели папа был три месяца. Я помню, мама к нему ходила»[166].

Дочь Ильи Жерносека Аксинья Скорбо вспоминала:

«Папу на Рождество забрали, а маму весной… 20 соток огорода было и пять детей… Молчат. Чего молчат? Так греха чтоб не было. Не ходили в колхоз родители… Арестовали. За подручки взяли и повели… Прятались. Многие из деревни прятались. Видели, как бегут в болото огородами. Молчали многие […] Несколько раз приходили, все уговаривали»^[167].

Из рассказа Гордиенок Екатерины Васильевны:

«Тогда церковь рыли, тогда собирались в доме. Какая там икона была. Собирались и молились. И мой отец собирался там… И ночью черный ворон приехал и его завезли (отца). Распух как курган и умер. А нас осталось шестеро. И мама больная. Он в 37-м, наверное… да. А мама в 39-м… Но в основном это старики делали… Даже моя тетя родная Ганна [Урбан] и дядина [жена] Агапья [Гордиенок]… И они не брали, так их забрали в тюрьму. Побросали детей одних… Арестовали… Вот эта тетка Аксинья, Ганна, и Гордиенок Агапья и Лявон Урбан. Старые. Уже дети были большие. Ну, а больше… Были еще, это Андрей Размыслович… Митрачкавы такие были [Мозго Степан Дмитриевич и его сестра Матруна], двоих забрали. Тоже и молчали, и паспорта не брали. Маня такая и Вера Митрачковы. Не фамилия, звали их так… В основном на Соловки»[168].