Клеймо

Из-за этого затянувшегося собрания я опоздала на английский. Когда я вошла в класс, все головы повернулись в мою сторону. Одноклассники таращатся, как будто впервые меня видят. Место Арта рядом с моим пустует, он так и не выглянул из своего убежища, где бы он там ни прятался. Слезы подступают к глазам, я поспешно их смахиваю, чувствуя на себе взгляды со всех сторон. На этом уроке я сидела одна и на всех следующих – тоже. Марлена отвела меня в сторону – убедившись сначала, что никто не заметит, как она общается со мной, – и принялась слезливо жаловаться, как я ее подвела, она за меня головой ручалась, а я – предательница. Во что превратилась ее жизнь с того дня, как она выступила свидетельницей защиты, это просто невыносимо, все присматриваются к ней с подозрением, словно она пыталась помочь Заклейменным. Однажды за ней целый день ходил по пятам фотограф. Ей за себя страшно и хотелось бы надеяться, что беда не стрясется с ней оттого лишь, что она попыталась дать мне положительную характеристику. Я старалась утешить ее как могла – ей ведь тоже несладко. На том мы расстались, понимая, что впредь она будет держаться от меня подальше. Она так и не спросила, каково приходится мне.

Следующий урок – биология, учительница не желает меня видеть. Только я села за парту, она зыркнула на меня и вышла из класса, а вернулась лишь десять минут спустя с мистером Брауном и директором Гамильтоном, у которого был окончательно затравленный вид. Директор попросил меня выйти с ним в коридор.

– Селестина, – заговорил он, вытирая пухлые потные руки о полы пиджака. – На этом уроке у тебя будет физкультура. – Он посмотрел мне прямо в глаза и добавил: – Извини.

Знал бы он, как много значат для меня его извинения!

– Я думала, я проведу этот урок в библиотеке.

– Следующий. Я не могу разрешить тебе сидеть в библиотеке весь день.

Вот оно что. Учителя мрут как мухи.

Слезы подступили к глазам.

– У меня и формы с собой нет.

– Возьмешь казенную. Нечего на меня так смотреть, хоть ребята между собой и сплетничают, на самом деле форму регулярно отдают в чистку. Скажи Сьюзен, чтобы выдала тебе ключ от шкафчика.

Урок физкультуры состоит из 20 минут плавания и 20 минут в спортзале. В купальник я облачаться не собиралась: своего нет, а школьный – лучше умереть. И не потому, что мне его уродский фасон не нравится, а потому что в новом своем существовании я не хочу выставлять на обозрение свои шрамы. И мочить их тоже нельзя. Прошло всего две недели, они хорошо заживают, но я не стану плюхаться ни в горячую, ни в холодную воду. Честно говоря, вода, скорее всего, не причинит мне боль, да я бы и стерпела, просто не хочу, чтобы меня разглядывали. Пока что мое новое тело видели только те, кто его заклеймил, мои родные и Кэррик. Больше я никому не позволю на меня глазеть. Не знаю, как будет с Артом. Смогу ли я когда-нибудь допустить, чтобы он увидел меня, дотронулся?

Вслед за другими ребятами я выхожу к бассейну. Они все переоделись, мальчишки и девчонки хихикают друг над другом, обычное дело, когда школьники видят друг друга почти голыми. Я собираюсь устроиться на бортике и подождать до конца занятия.

– Селестина, в чем дело? – рявкнул наш тренер мистер Фаррел.

– Я сегодня не могу плавать, сэр.

– Почему? – Он направился ко мне, многочисленные свистки сверкают на груди, словно он один из стражей. Ребята пересмеиваются.

– Шрамы, сэр. Их нельзя мочить, – понизив голос, поясняю я.

Тут он сообразил, кто я, вернее – кто я такая, и отшатнулся.

– Тогда пусть принесет справку от врача, – выкрикивает одна из девиц, Наташа. – Если справки нет, пусть ныряет!

И она якобы невинно улыбается парню рядом. Логан. Мы с ним в одном классе по химии, но ни разу даже словом не обменялись.

– Справка от врача есть?

– Нет, сэр.

– Раз нет справки, переодевайся и в воду.

– Я не знала, что сегодня будет физкультура. По расписанию у меня биология.

– Так почему ты не на уроке?

– Потому что мисс Барнс выгнала меня из своего класса.

– И я выгоню, если ты сейчас не пойдешь плавать.

– Но я не могу, сэр.

– Душ принимаешь?

– Да.

– Значит, и плавать можешь. Вперед.

Так, не прошло и полдня после того, как я обещала директору Гамильтону не причинять дальнейших неприятностей, и я снова оказалась в его кабинете. Доктор Смит прислал по электронной почте медицинское заключение: хлорированная вода бассейна вредна для шрамов, однако слишком поздно, все плохое уже стряслось.

У меня поджилки тряслись, когда я к ланчу явилась в столовую. Болтовня смолкла, опять все головы повернулись в мою сторону, все смотрят, все судят. Колин, дочь Ангелины Тиндер, сидела одна, я собралась с духом и подошла к ней. Остановилась у ее столика, но она так и не глянула на меня. Знаю, каково это: ждешь, пока опять кто-нибудь скажет или сделает что-то, отчего твое сердце вновь разобьется, стараешься хотя бы не смотреть, не видеть заранее, как с тобой это проделают.

– Привет, – сказала я.

Она посмотрела на меня с удивлением.

– Как мама? – выговорила я.

Она прищурила глаза, потом вдруг расхохоталась.

– Ого!

– Что – ого?