– Пугать тебя как-то некрасиво, – продолжал Григорий, – но, увы, должен оставаться злодеем до конца. Так что буду пугать. Есть у меня три козыря. Первый, там и запись есть, и все что надо, – он бросил на стол фотографию Свена, где тот хохочет с Томом и Джеймсом в пабе, с визиткой какого-то опера ФСБ, пришпиленной скрепкой, – второй, – рядом появилась фотография Кости Мазуркевича, где кровавым маркером была отделена голова от плеч и полыхала грубо нарисованная свастика на плече. – Достаточно этого?
– А мальчишка-то тут причем? Он же не чурка.
– Не чурка. Пусть будет. Он сынок одного плохого дядечки. Этот синьор – мой третий козырь – тоже не чурка, но клянусь своей треуголкой, с ним обязательно случится несчастье, если мои требования не будут выполнены, – и на стол легла третья фотография, где в полный был запечатлен сам Свен, расчерченный по статям, как туша коровы опытным мясником. Сверк! и фотография эта, уже разрезанная по диагонали, мелькает в пальцах Григория. – Пойду, пожалуй. Неделю тебе сроку. Сам выбирай – или продолжим работать по новой таксе, или это… Знаешь, голубчик, Мокшан когда людишек резать начинает, мне самому страшно делается. Я ухожу всегда. Пока! – И он выскользнул из кабинета, нарочно толкнув секретаршу так, что она уронила поднос и разбила чашки и сахарницу.
С этого момента Свен понял, что пора остановиться. Пора свертывать свою не совсем удачную деятельность и делать ноги из этой страны, пока они не отделились от тела вместе с головой. До этого ему нравилось закалять свой отточенный ум, и, в общем-то, наплевать было и на страну, и на работу и на все остальное. Но именно когда две половинки фотографии закружились между грубых пальцев Червонного, словно карты у хитрого фокусника, стало ясно: пора прекращать. Неожиданно вышедший из-под контроля Гриша с паре с Мокшаном, мог натворить что угодно, несмотря на его обещания.
Свен сразу связался с Томом и Джеймсом. Они нисколько не растерялись. Было понятно, что они сразу были готовы к такому варианту развития событий, и были немного огорчены, что сработал самый неудачный вариант. Ответили просто, с ласковым сочувствием:
– Не волнуйся, дружище. Казачок блефует. Просто твердо откажи ему и ничего не бойся. Он врет – ничего он не сделает! Он же боится потерять те деньги, что мы ему даем! Продолжаем действовать по плану.
Тогда Свен понял, что дело в самом деле плохо. Его решили просто слить, вместе с Червонным и Мокшаном. Оставалось одно – действовать в одиночку. Он тоже ожидал, что когда-нибудь это случится и давно приготовил все пути отхода самостоятельно.
Костя был отправлен в деревню, но проклятый Червонный снова проявил потрясающий талант разведчика. Он выследил мальчишку и наверняка, все бы кончилось очень плохо. Но Фортуна была на стороне Свена.
Он сразу позвонил «02» и сказал, что маньяк совершит нападение в селе Степановка, Лужский район – именно там находился в ссылке у деда Костя.
Ну и самое главное. Он связался с Лузитой, которую к этому времени уже купил с потрохами. Гламурная красотка уже поняла, что нисколько не любила корявого уродливого Булдырева. Окончательное предложение свободы и прочного финансового благополучия сразу все решили. Обнаружилась и еще одна забавная деталь: Булдырева звали не только Булем или Бульдогом, но и Доцентом – в юности, в момент популярности фильма «Джентельмена удачи». Поскольку следствие уже разнюхало, что Червонный называл главаря банды Палачей (то есть Свена) именно «доцентом» – из-за работы в университете и «старым бульдогом», из-за седых накладных бакенбардов, не воспользоваться таким совпадением было глупо.
Свен передал девчонке фотографии безголовых детей и одну из Гришкиных сабель. Все это сразу же было положено в кабинет Буля и показано начальнику сыскного агентства Шныркову. В том, что это сработает, Свен даже не сомневался. Так и вышло. Сын Буля чересчур любил своего отца, чтобы не замять всю катавасию.
Червонный был убит при захвате. Мокшан подорвался на гранате – об этом Свену сообщил свой человек из милиции. После этого позвонили усовестившиеся Том с Джеймсом. Они признались, что Свен – отличный специалист, и они очень рады, что он сам разрулил это весьма непросто дело. И что они с удовольствием выполняют свое обещание – Свену открыта любая страна мира и все услуги по перемене внешности. Свен (который тогда был не Свеном) выбрал Исландию, получил паспорта на имя Николая Сергеева (который, он по оформлении всех условностей, выкинул) и Свена Тьодальва и еще кучу документов, подтверждающих, что его ждет маленький домик недалеко от Рейкьявика.
И вот сейчас господин Тьодальв оторвался от лэптопа и глянул в окно. Там было черным-черно, словно стекла заклеили черной бумагой. Но что-то неприятно болело в центре сердца. Там в мокром Петербурге осталась толстеющая жена, с которой он прожил двадцать лет… там остался сын, который сказал: папа, благодаря тебе, я стал настоящим мужчиной. Остался институт, кафедра… Осталась позади Россия. А впереди была новая жизнь. Лучшая.
Вместо эпилога