Клеймо дьявола

А потом я заметила, что одноклассницы начали выставлять растущую грудь напоказ – полупрозрачные блузочки, через которые видны лифчики. Они оценивающе смотрели друг на друга. На них смотрели мальчики. Зачем мальчики на них смотрели и обсуждали, у кого больше, я не понимала. Что за соревнование?

Однажды утром я проснулась, а на простыне капли крови. Сказать, что я перепугалась, – ничего не сказать. Низ живота ныл так, будто кто-то схватил меня изнутри в кулак и выкручивает. В тот момент слова молитвы сами пришли на ум, наверное, один из немногих случаев, когда меня никто к этому не принуждал.

Стоящей перед испачканной постелью, испуганной меня застала мать. Она, прищурившись, посмотрела на кровяное пятно, на мою ночную сорочку, на мое лицо. Поджала губы и вышла. Потом вернулась с охапкой тряпок.

– Подоткнись! И постирай срамоту! – вот таким было ее напутствие мне в мир женщин.

Мне только недавно исполнилось тринадцать. Я училась в седьмом классе.

То, что месячные – это не смертельно, я узнала, когда они закончились и снова начались.

Никаких прокладок, которые только-только начали появляться в аптеках, которые тогда рекламировали по телевизору в любое время суток, мне не покупали. Я о них и не догадывалась. Поэтому почти неделя в месяц проходила для меня в сущих мучениях.

Приходилось вкладывать в трусы сложенные в несколько слоев тряпки. Носить с собой пустой мешочек для тех, что насквозь промокли. И мешочек с запасными. Это все лежало среди учебников. Дурной запах застоявшейся крови до сих пор мне иногда снится.

Передвигалась в такие дни я очень осторожно, чтобы ничего не выпало, не подтекло. Каждую минуту я чувствовала сырость между ног, униженность, уязвимость.

Единственный раз, когда я спросила у матери, что со мной происходит, она зло прошипела:

– Евин грех! За все будет расплата. И каждая дочь Евина наказана за первый грех. Ибо эта скверна – напоминание о непослушании, греховности и дурности всего женского рода.

Я не поняла, почему все женщины должны расплачиваться за грех, который совершила Ева. Но не рискнула расспрашивать. Мне не хотелось вдобавок к боли в животе получить очередную порку, или ночное бдение, или что-нибудь еще.

Однажды в школе случилась катастрофа. Целый урок я просидела неподвижно. Если вам это о чем-то скажет, то у меня был самый пик менструации, когда выливается больше всего крови. Оставалось пробыть в школе еще около часа, и потом я смогла бы хоть немного расслабиться.

Вот звонок. Я встала, чтобы приготовиться к последнему уроку. Мимо моей последней парты пошли к дверям одноклассники.

– Зырьте! – сказал кто-то из мальчиков.

– А! Ха-ха-ха!

– Течка!

За моей спиной начался просто дикий хохот. Кто-то пихнул меня в плечо.

– У Монашки течка!

Я обернулась.

Подростки жестоки. Почти все без исключения. А те, у кого нет природной жестокости, играют в нее, чтобы не отбиваться от коллектива. Да и когда вырастают, мало кто становится человеком. «Бей слабого!» – девиз на все времена.

На моем стуле размазанное кровяное пятно. Хорошо, что на темном платье не видно такое же, но оно там есть. Возле моей парты, в конце класса, сгрудились почти все. Они тыкали в меня пальцем. Их перекошенные от дикого веселья лица часто являлись мне в кошмарах еще долгие годы.

– Течка! Течка! Течка! – скандировали пацаны.

Девочки, хотя как можно назвать их «девочками», когда они были уже слишком осведомлены о взрослой жизни, а некоторые даже кое-что успели попробовать, стояли здесь же. Они тоже смеялись. И этот смех был еще более издевательским. Чувство превосходства – вот что было на их лицах. Заморышная Монашка, с которой никто не хотел сидеть, никто не разговаривал, которая была странной и, возможно, сумасшедшей, опозорилась на весь класс.

Лида Гаврилова метнулась к своему рюкзаку со множеством кармашков на молниях. Вернулась и швырнула в меня какую-то конфету. Так мне показалось.

– О! Тампон! – заржала самая толстая девочка в классе, Лена Барыгина.

Она тут же подошла к своей сумке и через полкласса кинула в меня конвертик в оранжевой обертке.

– Да она про такое не знает!

Кто-то из девочек вскрыл конвертик, вынул прокладку и с размаха прилепил мне ее на парту. Взрывы смеха не утихали. Со всех сторон в меня тыкали пальцем, обзывали «течкой», советовали засунуть тампон поглубже.

Я понятия не имела, как пользоваться всеми этими гигиеническими приспособлениями. Щеки пылали от стыда. Мне казалось, что я попала в филиал Ада и издевательства никогда не закончатся.

А по внутренней стороне бедра стекала очередная капля крови. Она впитывалась в колготки. За ней следовала другая.

Только когда в класс вошла биологичка, все прекратилось. Не сразу, лишь после ее окрика. С первого взгляда она поняла, что происходит.

– Иди домой, – сказала она мне. – Остальные по местам!

Пожалуй, только биологичка относилась ко мне нормально. Остальные учителя хоть и ставили мне высокие оценки, редко вызывали к доске, предпочитали не иметь дело с девочкой из странной семьи.