Клеймо дьявола

Мой паспорт. Картонная книжечка с моим именем, с моей фотографией, на которой горели огромные испуганные глаза. Что-то принадлежащее только мне. Что-то ставшее частью меня. Моя собственная история. Только моя, не касающаяся ни родителей, ни Бога. Я не могла, не хотела и не собиралась его отдавать.

* * *

– Шеф, все плохо? – спросил Гриня.

– Да уж нехорошо. – Кирилл провел ладонью по волосам.

Совещание в Главке и обратная дорога в отдел в одной машине с начальством стоили Парфенову больше нервов, чем любой допрос. Расследование зашло в тупик, единственная надежда оставалась на Игнатьича и его команду.

– Докладывайте, что удалось выяснить? – Парфенов, снявший только китель, выглядел для подчиненных весьма внушительно. – Или вы балду пинали, пока я в Озерках был?

– Обидно, между прочим, – сказал Федя. – Я, можно сказать, домой только ночевать приходил. Снова по всем прошелся и показал фотку Осиповой. Ну не было у девушек общих знакомых. Осипова вообще, наверное, у нас в городе и не была никогда.

– Понятно, – кивнул Кирилл. – Я не особо-то и рассчитывал, что их убивает общий знакомый. Месть – это что-то из кино и книжек. Гриша, у тебя как дела?

– Норм, шеф! – хитро улыбаясь, отозвался Город.

– Смешно. А по существу? Ты видео из «Пеликана» все просмотрел?

– Нет, – признался Григорий.

– Почему?

– Потому что за два дня до смерти Мацкевич у них навернулся сервер. Пока ждали мастера, пока он им его починил. Короче, два дня минус.

– Ну а остальное?

– Остальное – да. Но там куча народа, ничего не понятно. Так-то не видно, что кто-то пристает к Мацкевич или, там, просто за ней наблюдает. Голяк, шеф.

Парфенов вздохнул. Хуже всего, что они действительно беспомощны, как только что родившиеся щенки. Убийства произошли в разных районах, в разное время. Их ничего не объединяло, кроме занятий жертв и способа убийства. Либо преступник был очень умный, либо ему невероятно везло. В любом случае выйти на него сейчас они не могли. А это означало одно. И это «одно» ох как не нравилось Парфенову. До зубовного скрипа не нравилось.

– Итак. Вариантов у нас не так уж и много, товарищи офицеры. Напрягаем агентуру, обходим известные точки с барышнями. Пусть сообщают о каждом неадекватном клиенте. Я с дэпээсниками сам договорюсь.

– А Феде нельзя по барышням.

– Это почему? – Егоров уставился на напарника.

– Жена узнает, что ты в рабочее время к проституткам пошел, она тебя из дома выгонит.

– Ниче она не узнает.

– Как же не узнает, если я тебя сфоткаю и ей отправлю?

– А я тебе телефон сломаю.

– Закончили клоунаду? – спросил Парфенов.

– Так точно! – Егоров вытянулся в струнку.

– Я тут подумал, может, по сетям объяву дадим? – предложил Город, мгновенно становясь серьезным.

Кирилл внимательно посмотрел на Гриню.

– Отличное предложение. Только сразу еще рапорт об увольнении сочини. Нам одной Журавлевой за глаза хватает с ее статьями. Хочешь, чтобы паника поднялась? А потом начальство нас, как Тузик грелку, порвало? Даже не думай. Это крайний случай.

– Шеф, – подал голос Егоров. – А если он еще кого-нибудь запорет?

– Идите работать.

Федя был прав. И каждый в этом кабинете понимал, что он прав. Где-то по городу ходит сумасшедший, выискивает очередную девушку, чтобы жестоко ее убить. А у них нет даже версии, кроме того, что действует маньяк.

Впрочем, крохотная зацепка у Кирилла все же была. Та записка в блокноте с единорогом: «Блудница. Мерзость в глазах Господа». Религиозный подтекст, помноженный на жестокость, равен чистой психиатрии. Не стоило сбрасывать со счетов сумасшедших.

* * *

– Тогда я думала, что умру. По-настоящему умру, перестану существовать.

С треском отлетела пуговица с воротника глухого темного платья. Маленький клочок ткани остался накрепко пришитым к ней. Она закатилась под плинтус. Я очень хорошо запомнила эту деталь. Незначительная, она врезалась в мою память навсегда. Мать сдирала с меня одежду, проклиная и награждая тумаками.

Я была уже не та маленькая девочка, которая безропотно сносит побои, пытаясь прикрыться руками. Я больше не старалась спрятаться. Не впадала в ступор. Не собиралась стойко переносить издевательства. Я сопротивлялась, я пыталась вырваться, отбивалась.

– Дрянь! Мерзость! Проклятая блудница! – орала мать, брызгая слюной.

Вмешался отец. Не на мою сторону он встал. Нет. Кулаком он ударил меня по голове.

– Руку на мать подняла?!

Я, мне так показалось, только на мгновение выпала из реальности. Но за это время меня успели полностью раздеть и привязать руки к кровати.

– Где эта проклятая бумажка? – спросила мать, поднимая мою голову за волосы.

Ни слова. Меня била дрожь. На глаза наворачивались слезы.

– Говори!

По звуку я поняла, что отец снимает с гвоздя, вбитого в косяк у двери, ремень. Я извивалась всем телом, но мне было не выбраться из западни.

– Уважающий отца будет долгоденствовать, и послушный Господу успокоит мать свою. – Ремень со свистом распорол воздух и обрушился на мою спину.

– Паршивка! Дьяволица! Проклятая девка! Где спрятала? – Бешеный злой взгляд.

– Чти отца и матерь, да благо будет и долголетен будешь на земле! – Кожу ожгло вдоль всей спины.