Лина вспомнила голубые, какие-то блеклые, словно выгоревшие глаза Валентина Игоревича. Как он смотрел на нее все время? С сочувствием? С сожалением? Или желая привязать ее к кровати и до полусмерти отходить ремнем?
Она сидела в его машине! Позволила везти ее домой. Полностью находясь во власти психопата, прикидывающегося заботливым доктором.
Холодок пробежал по позвоночнику. Страх накатил гигантской волной, выбивая почву из-под ног.
Она крепко сжимала телефон, не решаясь набрать психоаналитика. «А что, если я прямо сейчас куплю билет и улечу куда-нибудь подальше? Возьму отпуск за свой счет. Отключу телефон. Не буду проверять сообщения. Просто исчезну. А они пусть тут сами все решают».
– Валентин Игоревич, это Лина, – Журавлева услышала собственный голос.
– Вы читали мою статью? – Лина подалась вперед.
– Да. Мне показалось, – замялся психоаналитик, – не сочтите за грубость, но вам эта статья не очень удалась.
– Значит, заметно? Я так переживаю. – Она приложила руку к груди, как бы невзначай растягивая вырез на блузке.
На светлой коже ключицы ярко мелькнула бретелька красного кружевного бюстгалтера. Сегодня Лина оделась так, как никогда бы не подумала нарядиться на сеанс у психолога. Ее шорты были слишком короткими, открывающими ноги до середины бедра. Через белую тонкую футболку просвечивало вызывающее белье. Яркий макияж, яркий лак на ногтях, сладко-терпкие духи. «Проститутка», – подумала Лина, оглядывая себя в зеркало.
И вот она сидела в знакомом кабинете, накручивая локон на палец. В сумочке, брошенной на подлокотник, скрывались камера и микрофон, которые выдал Парфенов.
– Отлично выглядите, – прокомментировал майор ее внешний вид.
– Не слишком вызывающе? – Лина дернула штанину шорт вниз.
– В самый раз. У него же триггер на такое.
– Откуда вы знаете, что такое «триггер»? Вас этому в школе милиции учат?
Парфенов хмыкнул в ответ. Он не собирался вступать с ней в перепалку. Не здесь и не сейчас.
– Ваша задача спровоцировать его на действие, – сказал Кирилл.
– Думаете, он кинется душить меня в своем кабинете?
– Нет, Бойко же не идиот. Он наверняка даст вам выговориться и либо предложит подвезти, либо будет за вами следить. И когда он приступит к…
– Моему убийству, вы тут же появитесь, заломите ему руки и оттащите в машину.
– Да.
– Если успеете.
– Мы успеем. Ситуация под контролем. У вас камера и микрофон, мы будем все слышать и видеть. При малейшей внештатной ситуации мы вмешаемся. При малейшей угрозе вашей безопасности вы произносите код – и мы сворачиваем операцию.
– Знаете, товарищ майор, – сказала Лина, – мне иногда кажется, что вы не человек.
– А кто?
– Когда-нибудь потом расскажу.
Валентин Игоревич посмотрел на кружева бюстгалтера, выглянувшие в вырезе футболки. И тут же отвел взгляд.
– А с чем связано ваше переживание, Лина? – спросил Бойко. – Вам кажется, что вы потеряли свой стиль?
– Нет, – тряхнула головой женщина. – Понимаете, здесь другое. Я очень боюсь.
Она накрыла ладонью руку Валентина Игоревича. Особо играть страх не приходилось, Лина вся трепетала внутри, буквально заставляя себя что-то говорить и делать. Ее руки были холодными и чуть влажными от страха перед сидящим напротив мужчиной. Он знал о ней слишком много всего. Он, скорее всего, ненормальный. Потому что ни один нормальный мужчина не станет пороть связанную женщину, чтобы потом задушить ее. И не станет оставлять безумных записок.
– Чего вы боитесь? – Валентин Игоревич осторожно прикрыл ладонь Лины своей ладонью.
По телу женщины пробежала дрожь. Она будто оказалась в тисках. Захотелось выдернуть руку и вытереть ее хотя бы о шорты.
– Что это про меня. Понимаете? Что я пишу статьи не про убитых девушек, а про саму себя. Очень странное чувство.
– Разве между вами есть что-то общее?
– Конечно! Меня ведь тоже избивали. Пороли ремнем. Прижигали. Привязывали к кровати. – Лина покосилась на свою сумочку, сидящие в фургоне на улице люди слышат каждое ее слово.
– Но ведь это совершенно иное. Токсичное, жестокое воспитание родителей и умышленное убийство не имеют ничего общего.
– И все-таки мне страшно! – Лина осторожно высвободила свою ладонь, чтобы поправить прядку волос, упавших ей на лоб. – Такое чувство, что это как-то связано со мной.
– Чувство сопричастности? – Валентин Игоревич в ответ получил лишь кивок. – Это нормально, Лина. Вы когда-то пережили похожую ситуацию, а теперь склонны проецировать происходящее на себя. Это лишь проекция, не имеющая под собой оснований.
– Когда вы так говорите, мне становится немного легче. – Журавлева закинула ногу на ногу, отчего шорты задрались еще выше, превратившись почти в трусы.
– Именно в этом и заключается моя работа.
– Вы такой чуткий, внимательный. Знаете, у меня никогда не было рядом близкого человека, с которым можно было просто поговорить по душам. Такого, от которого ничего не хочется скрывать.
– А как же Славик? Он не был вам таким человеком?
– Нет. Сейчас я точно в этом уверена. Даже мой первый не был таким человеком.
– А как же любовь? Любовь сближает людей.
– Мой первый секс не имеет никакого отношения к любви.