Клеймо дьявола

– Короче, время тебе до десяти. Как хочешь. – Редактор отключился.

– Знаешь, Гриня, а у нас шеф просто золото. Просто обожаю его. Прям расцеловал бы.

– Егоров, почему я слышу от тебя сегодня какой-то невыносимый бред? – Парфенов с улыбкой смотрел, как щеки Федора заливает краска.

Оперативник махнул рукой.

– Лина, а почему вы до сих пор здесь? – Кирилл перестал улыбаться, заметив притихшую журналистку, которая что-то черкала в довольно потрепанной тетрадке. – Надеетесь выудить что-то еще?

– Не без этого, – согласилась Лина. – Я боюсь идти домой. Он может меня там ждать.

– Честно говоря, в это мало верится. Если бы он хотел вас убить, то у него была тысяча возможностей.

– Вы исключаете вероятность того, что он просто ко мне подбирается? Оттягивает момент.

– Я не исключаю того, что ваше эго несколько преувеличено. И у нас пока нет прямых доказательств причастности Бойко к убийствам.

– Это вам начальство подсказало?

– Это я сам не дурак. Прямых доказательств нет. Их еще нужно добыть. Но не сейчас. Сейчас все должны идти по домам. Сдать отчеты и идти.

– Я готов! – Егоров победно нажал на кнопку, и в дальнем углу загудел общий принтер.

– Вот заодно проводи прессу.

– Я боюсь оставаться одна, – четко произнесла Лина.

Парфенов хотел сказать, что женщина может пригласить к себе кавалера. Или что с удовольствием оставит ее ночевать в камере. Но увидел, что Журавлева действительно напугана.

– Гриша, вам, кажется, есть что обсудить? До утра пробудешь в квартире Журавлевой. Если поступят звонки, сразу фиксируешь и передаешь для отслеживания. При любой непонятке звони мне. Задание понятно?

– Предельно.

* * *

Патрульная машина высадила их на параллельной улице. Всю дорогу ни Лина, ни Гриша не разговаривали, сидя на заднем сиденье. Лина вспоминала все сеансы у Валентина Игоревича, и ее пробивала дрожь. Она сидела в одной комнате с жестоким убийцей и выворачивала душу. А он участливо пожимал ее руки, притворяясь чутким и отзывчивым.

Что, если именно ее рассказ распалял его? Пока она рассказывала, как с ней обращались в детстве собственные родители, он тем временем наслаждался или фантазировал о своих будущих преступлениях? Может быть, она также причастна к смертям девушек? Не лично, но все-таки.

Хотя Осипову убили гораздо раньше, чем Лина отыскала объявление Бойко и записалась к нему на пробный сеанс. Или Осипова была первым эпизодом, случайным. А она напомнила ему о тех извращенных ощущениях?

Лина готова была кричать от безысходности.

Они дошли до подъезда в полном молчании. Это молчание тоже угнетало. Но рядом с Городом она чувствовала себя в гораздо большей безопасности, чем если бы была одна.

– Стой, я проверю, – это первое, что сказал Гриня.

– Хорошо. – Голос предательски дрогнул.

Она придержала подъездную дверь, пропуская вперед полицейского. Сжав кулаки, Григорий двинулся по площадке к ступеням. Лампочка горела, из-за соседских дверей слышались приглушенные вечерние звуки. Пахло жареной картошкой.

– Чисто, идем.

* * *

Из еды в холодильнике оказалась пачка пельменей и наполовину подпортившийся огурец.

– Негусто, – констатировал Гриня.

– Славика нет, а я так перебиваюсь.

– И куда он делся?

– Я его прогнала.

– Наконец-то! Давно пора было, – одобрил Гриня.

За едой разговор тоже не клеился. Лина продиктовала Городу пароль от своего интернета, и тот погрузился в смартфон.

– Спасибо, – сказал полицейский, отодвигая тарелку.

– Ты иди в комнату, я тут уберу. А потом еще статью надо написать.

* * *

Она обещала сдать статью до десяти. Но сегодня слова играли с Линой в плохие игры. Они не желали выстраиваться в осмысленный текст. Буквы путались, превращая фразы в нечто непонятное. Пальцы с трудом передвигались по клавиатуре, будто она первый раз сидит за ноутбуком. Вдохновение, которое всегда давало силы двигаться дальше, оставило ее. Лина хотела плакать.

Около двенадцати она наконец отправила письмо редактору, сопроводив послание извинениями. Сил, чтобы пойти в ванную смыть макияж, помыться и переодеться в пижаму, не хватило.

На цыпочках Лина вошла в комнату. Гриня спал, неудобно устроившись в кресле. Журавлева задвинула шторы и легла на кровать. Едва она коснулась подушки, как сдерживаемые целый день слезы прорвались. Стараясь громко не хлюпать носом, женщина вытирала их краем покрывала, оставляя грязные следы от туши.

Гриша поднялся с кресла. Лина лежала на кровати, свернувшись в позу эмбриона. Такая хрупкая, такая уязвимая. Ее плечи содрогались от тихого плача. Город вспомнил, какие шрамы покрывают эти плечи и спину. Не говоря ни слова, полицейский лег к ней, прижавшись к ее спине. Крепко обнял, позволив просто плакать.

* * *

«Поход в ночной клуб оказался фатальным для молодой жительницы нашего города. Студентка одного из колледжей стала очередной жертвой маньяка, совершившего уже три жестоких убийства. На теле убитой, как и в предыдущих случаях, обнаружены следы издевательств. Девушке нанесено более двадцати ударов, вызвавших разрывы кожных покровов, сильное кровотечение и перелом нескольких ребер. После истязания девушка была задушена.