Клеймо дьявола

На этот раз я крепко ухватился за трубу. Мысленно сказал Богу «спасибо». И потянулся вверх, чтобы коснуться перекладины подбородком.

– Раз! – громко хором начали считать девчонки. – Два!

– Три! – ко мне со спины подлетел Толя Бекетов.

И на счет «Три!» рывком стянул с меня штаны вместе с трусами до самых колен.

Ты себе представить не можешь этот шок и унижение. Все смотрят на меня. А я вишу на турнике со спущенными штанами. Все видят мой член и начавшие пробиваться волоски.

Секунды тишины, длившиеся, по-моему, целую жизнь, сменились просто диким смехом. Девчонки завизжали. Учитель выматерился. Толик орал громче всех что-то непристойное.

Я кулем свалился с перекладины, натягивая штаны, побежал прочь.

– Свиридов! А ну вернись! – сквозь смех орал учитель.

Так быстро я никогда не бегал. От такого позора у меня горело все лицо. Хотелось исчезнуть. Все мое естество сжалось до боли в мошонке.

Я спрятался в сарае, в углу с сеном. Притянул к себе колени и рыдал. Я не мог остановиться. Мне было плохо, обидно, страшно. В памяти четко отпечаталось каждое мгновение, каждый человек, каждое слово, взгляд, жест. Никто, ни один из них, не отвернулся, не встал на мою защиту.

Я спрашивал Бога: как он мог допустить такое? Почему позволил случиться непоправимому? Неужели я мало служу Ему? Разве я заслужил такое? Разве не должен был Он тут же покарать моего обидчика?

И я звал тебя, Магда. Звал и проклинал за то, что ты ушла, оставив меня.

От слез и истерики кружилась голова. Мне хотелось умереть в этом сарае. И я мог там умереть. Потому что мой разговор с Богом, непозволительный, в презрительном, обвиняющем тоне, услышала мать. Она влетела в сарай и заткнула мне рот, со всего размаха ударив по губам.

Я прикусил язык и щеку, по губам потекла кровь. Я хотел ей все рассказать, но получил еще удар.

– Богохульник! – кричала она. – Отступник! Как ты смеешь хулить Господа?

Она взяла вилы и замахнулась. Тогда я впервые заглянул в глаза смерти. Мне показалось, что мать проткнет меня. Но она перехватила черенок и избила меня так, что сломала несколько ребер.

* * *

Матвей задрал футболку, подставляя тело падающему свету. На боку, вдоль ребер, убегая на спину, тянулись белые полосы шрамов.

– Думаешь, только на тебе есть отметины?

– Не я их оставила.

– Не ты, – согласился мучитель. – Не ты. Но ты могла сделать так, что их не было бы совсем.

Лина с трудом сглотнула. Очень кружилась голова. Пульсировал глаз, который почти не открывался. Резал щеку сломанный зуб. Но пока она говорит, Матвей ее не бьет.

– Я ждал тебя, – сказал мужчина. – Ждал, что ты хоть как-то дашь о себе знать.

– Я была далеко…

– Вот именно! Слишком далеко! Ты не писала, не приезжала. Ты просто вычеркнула меня из своей жизни.

– Но ведь ты всегда был с ними. Ты делал все, что они хотели.

– Потому что я хотел, чтобы меня любили! Понимаешь? Просто любили. Как тебя.

Горький смех вырвался из горла. Она всхлипнула от охватившей все тело боли.

– Любили? – Голос Лины звучал очень тихо. – Меня избивали.

– А ты предала всех. – Матвею было уже все равно, что говорит сестра. – Ты предала, оставила меня с ними, бросила.

– Я сама была ребенком.

– Ты старшая сестра!

– Куда я могла тебя забрать? Я жила в общаге.

– Плевать! Думаешь, мне было лучше?

– Нет.

– Нет, не было. После того, как мать избила меня, в первый раз избила так сильно, что я ссал с кровью, прошло еще почти два года.

– До чего? Прошло почти два года до чего?

– Меня больше ни во что не ставили. Я стал испорченным. Меня били, просто проходя мимо. Со мной могли не разговаривать неделями. Меня оставили все. Даже Бог. Он никогда не слушал, о чем я просил.

Матвей комкал край футболки, растягивая ее так, что потрескивали швы. Он ненавидяще смотрел на сестру, на ее тело, покрытое кровью и синяками, на матрас, мокрый от воды и мочи. Она была жалкой, хрупкой, уязвимой. Хотелось накинуть ремень на ее шею, затянуть потуже, почувствовать, как тело трепыхается, бьется, а потом затихает. Мгновенное расслабление. Он уже не раз делал это, представлял на их месте ее. И вот теперь это стало реальностью.

– Посмотри на меня! – хриплым голосом приказал Матвей.

Этот голос, этот холодный тон парализовал волю. Лина, стоная от боли, подняла голову, пытаясь посмотреть на брата сквозь щелки глаз.

Он стащил футболку через голову. Худощавый, с выступающими ребрами, полоской жестких редких волос посреди груди, Матвей высился рядом с кроватью и занимал, казалось, вообще все пространство комнаты.

Журавлева боялась шевельнуться, она не знала, страшилась предположить, что брат сделает с ней в следующий момент. Ничего хорошего женщина уже не ждала. Одна мысль крутилась в ее голове – Парфенов и Гриня обязательно начнут ее искать. Уже начали. Они не оставят ее. Парфенов должен ее найти. И что бы ни делал с ней Матвей, ей нужно просто выжить.

– Посмотри. Видишь?