Клеймо Дьявола

У самого выхода оставалась закрытой только одна дверь — спальни Генриха Виллигута. Все нерешительно озирались, точно ждали повторения крика. Риммон медленно пошёл к закрытой двери. Все постепенно подтянулись за ним и столпились вокруг. Воспользовавшись этим, Морис де Невер незаметно проскользнул к себе и через минуту появился в толпе уже в домашнем халате. Гиллель Хамал ненадолго вернулся в гостиную Эммануэля и вышел оттуда с кочергой.

Риммон постучал в массивную дверь. Ни звука. Сиррах подергал ручку. Дверь была заперта.

— А точно кричали там?

— А где ещё?

— Ну, мало ли…

— Да ну вас всех, — Нергал раздвинул толпу. — Давай, Риммон.

Они с силой налегли на дверь, но тщетно.

— Митгарт, Невер, Мормо! Помогайте же…

Морис де Невер неподвижно стоял у стены в толпе и словно не слышал. Мормо сделал несколько шагов вперед, но его опередил Бенедикт Митгарт. Однако, выбить тяжелую дубовую дверь они не смогли и втроём. Они ещё стояли у двери, пытаясь отдышаться для нового штурма, когда Хамал, протиснувшись за их массивными спинами, вставил между замком и дверной рамой кочергу. Замок щелкнул, и дверь распахнулась. Хамал поспешно ретировался. Переступивший было порог Риммон замер, но напиравшие сзади сокурсники пропихнули его в комнату. Раскинув руки, Сиррах остановил их напор.

В трёх шагах от окна, возле стола, заваленного книгами и заставленного колбами, в чёрно-алой луже крови лицом вниз лежал Генрих Виллигут.

Глава 13. Ночное рандеву. «Чем я лучше Нергала?»

«Du bist noch nicht der Mann, den Teufel festzuhalten!» [5]

Был вызван куратор. Все подавленно молчали, стараясь не смотреть на распростёртое в крови тело. В комнате стоял спёртый воздух, в котором различимы были удушливые миазмы разложения и затхлая сырость погреба. Ригель отошёл к окну и, с трудом отодвинув заржавленный запор, приоткрыл раму. Хамал разглядывал книги и колбы на столе. Нергал и Митгарт шёпотом переговаривались. Риммон вышел, и лишь Мормо, сев на корточки около трупа, внимательно смотрел на покойника. Ноздри его трепетали. Морис де Невер, белее мела, стоял у стены с закрытыми глазами. В открытое окно светила луна, сияя, словно старинная монета червонного золота.

На Центральной башне пробило полночь. Пришли куратор, аббат Бриссар и декан. Труп перевернули, и вскоре обнаружилось, что кровь хлынула из ушей, рта и носа убитого. Нергал и Мормо унесли мертвеца в предбанник, где слуги, обмыв тело, не обнаружили на нём ни единой царапины. Все молча разошлись по своим спальням. По коридорам расползлась вязкая тишина. Морис де Невер и Гиллель Хамал, без слов понимая, что распоряжение декана сегодня можно безнаказанно проигнорировать, сошлись в гостиной Мориса. Молча выпили по бокалу мадеры. Никто не хотел начинать разговор, и в то же время оба понимали, что высказаться придётся каждому.

Хамал начал первым.

— Надеюсь, я буду правильно понят, если скажу вам, мсье де Невер, что меня немного тревожит возросший уровень смертности наших сокурсников в Меровинге.

— Если кто и способен разобраться во всей этой чертовщине, то это вы, Хамал. — Морис твёрдо посмотрел в огромные карие глаза Гиллеля.

— Увы, мой дар не оправдывает себя. Никто из тех, кто имел несчастье обнаружить труп нашего дорогого друга, не думал: «Ах, как здорово мне удалось всё это обстряпать!» Но в одном вы правы, Морис. Это действительно чертовщина, — Хамал вытащил из-за пазухи странную покривившуюся полураздавленную восковую фигурку величиной не более трех дюймов с белыми, словно у куклы, волосами. — Знаете, что это?

— Да, это волт. Я эти штуки знаю. Читал — в старых трактатах, в гримуарах да и Мормо рассказывал, — Морис де Невер внимательно посмотрел на Хамала. — Где вы это взяли?

— На столе у покойника. Под книгой. Надеюсь, никто не заметил, как я это прикарманил. Ведь в некотором роде — состав преступления, corpus, так сказать, delicti, — Морис молча разглядывал восковое месиво. — Обратите внимание, волосы белые, в голове фигурки — заржавленный гвоздь. Блондинов на курсе двое — вы и Виллигут. Ну, ещё Эстель, конечно, но фигурка-то мужская…

— Вы намекаете, что он хотел убить либо меня, либо… себя? С учётом того, что я сейчас имею счастье беседовать с вами, мсье Хамал, то получается, что своей жертвой он наметил — Виллигута? — Скепсис на лице Мориса был слишком явным. — Замечу, однако, что из всех способов самоубийства, о которых я когда-либо слышал, этот — самый необычный.

Гиллель не спорил.

— Да. Не стыкуется.

— А вы, извините мне это недоумение, мсье Хамал, вы сами-то верите в возможность нанести вред подобным способом?

Хамал пожал плечами.