– Грубо говоря, вы не способны сделать то, чего хочет мадам? – спросил он, и карандашик снова завертелся в его пальцах с невероятной скоростью.
– Ну, если грубо… – усмехнулся доктор Воробьев. – А если мягко выражаясь, то невозможно создать то лицо, какое она хочет. Почему ее заклинило именно на Вивьен Ли? Что, на ней свет клином сошелся? Ким Бейсингер – тоже очень ничего из себя. На вкус и цвет, конечно, товарища нет: я бы лично к подобной особе даже спьяну не причалил, даже с закрытыми глазами, но в определенных кругах она весьма котируется… И для нашего конкретного случая этот материал более подходящий. Она ведь не очень изысканна, и глазки подкачали, и рот какой-то вывернутый. Но при этом считается звездой. Может быть, наша дама рассмотрит варианты?
– Торг здесь неуместен, – сказал господин Быстров. – Мы заверили мадам, что сможем выполнить ее желание. Видите ли, герр доктор… – Он внимательно посмотрел в глаза Воробьеву, словно ожидая возражений, но тот угрюмо смолчал.
В первые дни знакомства с Быстровым он еще пытался как-то протестовать против этого идиотского обращения, а потом махнул рукой. Черт с ним, пусть изощряется. Хозяин – барин! Да, как это ни печально, Быстров был хозяином положения. Контракт оказался просто кабальным. Конечно, гонорар оправдывал все самые смелые ожидания, однако это было рабство, натуральное рабство! Увы, господин Быстров при всей своей изысканной, можно сказать, англизированной внешности был самым настоящим бешеным, неукротимым русским мужиком. Кто это, Достоевский, что ли, писал о безумной косинке в русских глазах? А может, Алексей Толстой? Или опять-таки знатный земляк-буревестник?
Вот в том-то вся и штука, что подвел доктора Воробьева патриотизм! С другой стороны, а что делать? В Америке и Европе липостероиды уже давно вошли в обиход косметических салонов и клиник. К чертям болезненный отсос жира с живота и бедер! К чертям золотые нити! К чертям ежедневное применение косметики! Да здравствуют липостероиды! Пока для самых богатых, конечно. И, как и все другие средства, – не на век. Увы, отнюдь не на век… Выработка и применение русского аналога обходилась не в пример дешевле. И все равно это стоило дорого. Воробьев вложился в дело со всеми потрохами, но денег так и не хватило. Реклама в России превратилась в алчного зверя, к которому и не знаешь, с какой стороны подступиться: все равно сожрет! Конечно, нужны были спонсоры. Однако доктор Воробьев патологически не умел просить денег. То есть назвать сумму он был способен, но выбрать человека, которому ее следовало назвать… Тот первый «новый русский» – миллионер, к которому он обратился и которому долго рассказывал о своих технологиях, не дослушав, хмыкнул:
– На фиг мне эти ваши липо… липы… липкие роды? У меня первая жена была фотомодель, вторая – Мисс Столица, сейчас вообще подумываю о Мисс России, и это не предел. На мой век натуральных красоток хватит, люблю разнообразие!
Доктор Воробьев ушел, как побитый пес, и только на улице сообразил, что вел себя – дурак дураком. Во-первых, не заинтересовал лично клиента. Ведь тот из ходячего урода мог бы превратиться в натурального Алена Делона! А во-вторых, пошел к мужчине. Надо было начинать с женщины!
Весь следующий месяц доктор Воробьев целеустремленно пробивался к министерской даме, известной как своими добрыми общегосударственными намерениями, так и изумительным неумением заботиться о собственной внешности. И пробился-таки на прием! Но когда, от робости запинаясь, начал излагать основы теории липостероидов, государственная дама запыхтела и начала сверкать глазами:
– То есть вы полагаете, что я больше всех в нашей стране нуждаюсь в изменении внешности? Подите прочь, болван!
Ну, последние слова были, конечно, не в точности такими, однако очень близкими по смыслу…
Потом прошло еще сколько-то времени в бесплодных попытках найти спонсора, и каждый день доктор Воробьев просыпался в холодном поту от снов. Ему снилось, что он открывает «Комсомолку», а там на весь разворот: «Красота спасет мир, как уверяет классик? Если так, мир спасен, потому что теперь все женщины будут красавицами – благодаря гениальному изобретению доктора…» И фамилия, конечно, окажется самая что ни на есть неудобочитаемая. Не его, не доктора Воробьева, фамилия!