Клеймо красоты

– Далеко собралась?

В голосе вышнеосьмаковской Брунгильды ни тени сна, зато отчетливо звучат обвиняющие нотки. Неужели в самом деле решила, будто Ирина вознамерилась обчистить дом и исчезнуть в грозовой тьме, когда дождь смывает все следы?

И вдруг Ирину осенило. Ну конечно! Сейчас середина ночи – время дежурства Петра. И Маришка, естественно, вздумала, будто Ирина снова взялась за старое.

Бред какой… А учитывая, что это старое существовало только в ее воображении, вдвойне бред. Однако ведь не зря говорят: кто про что, а курица про просо!

– Слушай, давай вместе пройдемся, а? – сказала примирительно. – Я видела такой ужасный сон про деда, что теперь сердце не на месте. Помнишь, как он вчера выглядел: будто тень. Давай сходим, посмотрим, все ли с ним в порядке?

– Чтоб ты знала: деда я помню с малолетства, и он всегда так выглядит, – насмешливо буркнула Маришка. – А ты и ясновидящая вдобавок ко всему?

Невыносимо глупо было изображать из себя вещую Сивиллу, но в памяти мелькнуло отчаянное, страдальческое лицо Витали: «Только никому не говори… Не говори!..»

Ирина легонько кивнула. Ладно, пусть Маришка издевается. Сейчас главное – побыстрее выбраться из дому, потому что тревога все сильнее овладевала ею.

Маришка все еще пыталась проницать взором тьму, однако волна недоброй напряженности, исходившая от нее, постепенно схлынула.

– Погоди минутку, – буркнула, ныряя в задец.

Ирина терпеливо прислонилась к стенке.

Ждать и в самом деле пришлось недолго. Появившись снова, Маришка на ощупь сдернула с гвоздя что-то жестяно грохочущее:

– Пошли. Это отцова плащ-палатка старая, накроемся ею – нас и цунами не прошибет.

Однако ливень, который обрушился на них на улице, был похлестче цунами! Посередине неслись глинистые потоки, в которых то и дело отражались высверки молний. Пришлось идти по обочине, вцепляясь босыми пальцами в траву. Только так можно было не поскользнуться, не упасть. А рухнешь в эту жирную скользоту – не скоро встанешь.

– Смоет все на огороде к чертовой матери! – прокричала Маришка в самое ухо Ирине: дождь бил по дождевику, словно горохом в пустое ведро сыпал. – Годовая норма осадков выливается, не меньше!

Ирина прыснула в душную, сырую мглу. Крестьяне!.. Дождя не было – плохо, дождь пошел – опять неладно. Не придется ли им теперь еще и с наводнением бороться, возводя под руководством Петра какую-нибудь дамбу вокруг Вышних Осьмаков? Может, они уже приговорены пожизненно спасать эту забытую богом деревушку? Ну что ж, Ирина ничего против этого не имеет: в том случае, конечно, если…

И вдруг она поняла, что ей совершенно не хочется продолжать дело, ради которого сюда приехала. Всю жизнь не хватало денег, ужасно не хватало! Думала, что внезапно свалившееся богатство, на которое, как считала, имеет полное и неоспоримое право, поможет решить все ее проблемы. Сделает красивой, нарядной, счастливой! Ну, насчет красоты все как-то само собой уладилось, нарядной можно быть и в простеньком, деревенском, трижды обмотанном вокруг туловища платьишке и даже вовсе без оного, а что касается счастья – оно тем более не в деньгах!

«А может, сказать ему? – подумала, замирая от страха. – Взять и сказать! Он так иногда смотрит, будто… – Усмехнулась. – Будто тоже видел меня во сне. Ну я же красивая, я же очень красивая, он просто не сможет…» Надежда робко затрепетала в сердце.

– Интересно, а где Петька? – пробормотала Маришка, на миг высовывая свой дерзкий носик наружу и тут же ныряя под плащ. – Что тут можно надежурить, интересно знать? Явно же, что погасило все пожары на свете, шел бы домой, так нет…

Тут Ирина остро позавидовала Брунгильде. Она ведь тоже замкнута на одной навязчивой идее, но у окружающих это вызывает только умиление и сочувствие. А вот когда Ирина вчера подлетела к Сергею, чуть не крича криком от страха за него, на нее все так выпялились… И он сам прежде всего!

– Смотри, темно. – Маришка прервала ее невеселые мысли, увесисто подтолкнув в бок. – У деда окошко не светится. Спит. Значит, все в порядке. Пошли обратно?

Да, в мокрой тьме – ни огонечка. В небе снова сверкнуло, высветив очертания убогого, покосившегося домишки.

– У него дверь настежь, – рассмотрела глазастая Брунгильда. – С ума сойти, небось в сенях море разливанное! Пошли прикроем. Дедуль, ты спишь? – крикнула, ощупью взбираясь на скользкое, словно бы салом намазанное крыльцо и втаскивая за собой Ирину. – Надо дверь запереть, тебя ж зальет!

В сенях было воды по щиколотку, не меньше. Гнетущий запах сырости, старости, затхлости, почему-то свежеразрытой земли. И еще было холодно-холодно – холодней даже, чем на улице!

– Надо печку затопить, – пробормотала Маришка, бестолково шаря по стенам сеней в поисках двери. – Небось в дровянике еще есть… А черт, руку занозила! Клин блинтон, да где же эта дверь?!

Как всегда, магическое слово помогло незамедлительно: что-то заскрипело, тяжело поползло. Ирина тревожно сощурилась: новый запах, да какой страшный! Почему-то сквозь дымок отчетливо пахло кровью…

Через мгновение, при новом высверке молнии, она поняла почему: на полу навзничь лежал человек.