Ирина долго лежала без сна, глядя в узенькое окошко. Над темной, зубчатой стеной деревьев нависало мутно-бурое небо. Слава богу, ветер опять стих. Очень может быть, что ночь пройдет без неожиданностей, если продержится эта гнетущая тишина. Хотя до чего тяжело стало дышать в безветрии! Воздух тяжелый, гнетущий, как перед грозой. Ах, если бы и в самом деле ударила гроза! В старину ее называли божьей милостью. Как никогда раньше, Ирина готова была с этим согласиться. Может, дед Никиша чего-нибудь наколдует? Были ведь раньше такие люди, облакопрогонники, которые умели управлять стихиями и накликать дожди?
«Бог ты мой! – вдруг спохватилась Ирина. – Чего же это я лежу?! Надо встать и пойти к деду, надо, наконец, поговорить с ним…»
Хотя он уже спит, конечно. И кем это надо быть, чтобы на ночь глядя тащиться к старику, задавать ему вопросы, на которые скорее всего и ответа нет? Может быть, завтра выдастся минута… А сейчас надо все-таки поспать. Неизвестно, что ждет нас утром!
Казалось, она уснет, лишь смежит веки, однако не тут-то было. Количество усталости, наверное, переросло в качество и обратилось в свою противоположность. Вдобавок чуть наплывала на ресницы дрема, как за стенкой начинала храпеть баба Ксеня. Это же ужас какой-то, ну откуда только берутся в ней эти трубные звуки?! Как помещаются в ее тщедушной груди? Ирина мучилась, мучилась, борясь с желанием пойти попросить старушку лечь на бок и неловкостью, потом принялась шарить в ящиках старенькой тумбочки, стоявшей возле кровати. Света она не зажигала: во-первых, электричество перегорело уже давно, наверное, где-то пережгло провода, а во-вторых, при зареве недальнего пожара было все видно.
Не может быть, чтобы здесь не было…
Есть! Комочку ваты она обрадовалась, как сокровищу. Живо свернула тугие турундочки и вложила в уши. Нет, мало, еще по одной. Конечно, это не те французские беруши, в просторечии – «затыкалочки», которыми она пользуется дома, когда не может уснуть из-за соседского телевизора, на полную катушку включенного далеко за полночь, но все равно – отлично. Просто отлично! Как всегда в таких случаях, Ирина вспомнила дико смешного комиссара Жюва из «Фантомаса», как он сидит на постели с заткнутыми ушами и завтракает, а в это время входят полицейские. Почему-то сразу отлегло от сердца. Все печали и заботы словно откатились куда-то, и Сергей, и Павел, и пожар улетели, улетели… Ирина угнездилась поудобнее, улыбаясь от счастья, что сейчас уснет, и действительно уснула мгновенно, и сон ей снился счастливый, блаженный – во сне она видела дождь…
Хотелось, чтобы этот сон продлился как можно дольше, но, сама не зная почему, она проснулась. Ирина лежала, глядя в черное стекло. Что-то было странным в этой ночи, она никак не могла понять что. И вдруг дошло: да эта самая чернота! Ведь с вечера небо было совсем другим. Нахмурилась, пытаясь понять, что бы это значило. Мелькнула робкая надежда, что пожар погас сам собой, но таких чудес не бывает. И вдруг небо прочертила сверкающая белая стрела.
Ирина так и ахнула от неожиданности, привскочила в кровати. Молния? А что, если это и правда гроза, божья милость, погасила горящий лес? Но почему не слышно грома? И звука дождя, вернее, ливня, ведь для того, чтобы справиться с лесным пожаром, воистину должны разверзнуться все хляби небесные?!
О господи, да ведь «затыкалочки» же! Совсем как комиссар Жюв… Ирина торопливо вытащила вату из ушей – и в первую минуту не поверила звуку, который прорвался даже сквозь неумолкающий храп бабы Ксени.
Дождь! В стекло часто, громко стучал дождь!
Ирина сорвалась с постели и подлетела к окну. Распахнула створки, высунулась – и замерла, все еще не веря струям, бьющим в лицо.
Дождь! Нет, ливень! Тот самый, библейский, предвестник всемирного потопа!
Зажмурившись (в глаза хлестало, словно из брандспойта, смотреть совершенно невозможно), Ирина с восторгом вдыхала запах мокрого пепла, которым был насыщен воздух. В небе глухая тьма, ниоткуда ни огонька. Первозданная тьма, первозданный ливень – и погасший пожар.
Боже мой, это как же надо было спать, чтобы не слышать грозы, ливня? Хотя она ведь спала с «затыкалочками». А что же остальные? До того намучились, что ничего не слышат, не знают? Или первый порыв восторга уже прошел и все снова рухнули в крепкий, беззаботный сон?
Ирина вдруг почувствовала, что изрядно замерзла. Да и на пол из окна натекло. Ох, и достанется ей от бабы Ксени поутру!
Потянула на себя створки. Одна послушалась, а вторая почему-то застряла. Ирина высунулась чуть не до пояса, дернула сильнее – и вдруг увидела, что створка застряла не сама по себе. Ее крепко держала чья-то рука!
Ирина вгляделась и увидела, что под окном стоит человек.
– Тише, Ирка, не кричи… – с трудом различила она сквозь грохот ливня, и, странно, первым делом испугалась того, что по пояс голая перед мужчиной, а уж потом осознала, что это – Виталя.
В ужасе отпрянула, прикрывшись крест-накрест, но тотчас поняла, что Виталя как бы не видит ее.