Клеймо на крыльях бабочки. Исторический роман

Забавляется весёлый шалун Эрос, увлекает азарт любовной игры. Костяные кубики, с вкраплёнными на их боках точками, катятся по игровой доске и создают вечно меняющиеся любовные комбинации Казановы.

Его возлюбленные не винили этого ветреника за время, проведённое с ними. Он был искренен с ними в ту минуту, когда шептал страстные слова в нежное ушко. Он был искренен в чувствах и красках любовных переживаний и сейчас, когда они ложились на бумагу рукописи воспоминаниями. Как художник Казанова использует все богатство своей палитры, во всех деталях воспроизводит свой замысел – воспоминание о своей жизни. Он нежно кладёт мазки на свою картину-рукопись, изображая полную приключений жизнь авантюриста. Изображая вечное любовное приключение мужчины и женщины.

Гениальный эгоист в своих странствиях искал и находил то, что не думал подчинять силе страсти и силе своего обаяния. Это то, что трепетно, как крылья прелестной бабочки. Он искал одно из самых нежных и загадочных, наглых и великих чувств – любовь.

"Я никогда не нарушал данных клятв. Даже если держал свою возлюбленную в объятиях всего одну ночь или мгновение."(46)

Многие не согласятся с автором этой книги, что неискренность в любви является результатом вмешательства чересчур трепетных чувств. Любовь нашего ловеласа доставляла его подружкам чрезвычайно мало душевных страданий. Обещая очередной прелестнице бурную стихию страсти и раскаты грома чувственности, Казанове не было необходимости притворяться. Он никогда не становился трагическим героем в судьбе своей очередной пассии. Он не был тёмной, загадочной фигурой. Поэтому его возлюбленные не винили его за обман и ветреность. Их только огорчало, что буйство этой стихии продолжалось недолго.

Перо старика скрипит по бумаге:

"Единственным моим настоящим талантом был талант любить женщину. Я отдавался ему со всей страстью."(46)

Ещё одна прозрачная тень шаловливо юркнула в кровать-рукопись. Казанова заканчивает воспоминание об очередном любовном сражении и скромно дописывает финал своей победы. Ветреник галантно оставляет подробности своих любовных историй за закрывшимися дверями:

"Я затворил дверь и мы предались любви". "Мы набросились друг на друга с жадностью и ненасытностью."(46)

Сын театральных актёров двигался по жизни, как по сцене театра.(47) Когда пройдоха и авантюрист Казанова стоял за занавесом, ожидая своего выхода на сцену в спектакле под названием "Моя жизнь", Казанова повеса, герой-любовник, гениально играл на сцене роль в коротком любовном эпизоде.

Во время бурной молодости Джакомо считал подарком все милости, которые ему даровала судьба, и считал пустяком все неудачи и грустные моменты, которые ему также приходилось переживать на пути его скитаний:

"Судьба порой бывала ко мне неприветлива. Но лишь для того, чтобы не казаться слишком благожелательной."(46)

Наш вечный любовник побывал повсюду. В его жизни были встречи c королями, с министрами, с философами.

Все эти учёные беседы с великими людьми, с императорами Европы занимают такое же место в его рукописи, как её главное действие. Это погоня за его главным призом – за женщиной. Это встречи в гостиницах, в театрах, в замках, в трактирах, на постоялых дворах, в борделях. Его время, его век одарили его блестящим существованием и бесконечными удовольствиями. Но в жизни Казанова искал не только богатства, славы или власти. Он искал полноты ощущений. Он жаждал овладеть тем, что древние называли Аrs Vivendi – Искусство Жизни.

И в этом он преуспел, дорогой читатель.

Роскошный XVIII век заканчивался. И заканчивался он Великой Французской революцией. Полная приключений и чувственной любви жизнь Казановы осталась в галантном веке, разбитом этой революцией. Самым страшным ругательством в устах старика стало слово "якобинцы."(48) Несносная челядь замка награждается этим именем за каждую мелкую пакость старику. Старик сотрясает замок громовыми раскатами своего негодования. Он ощущает себя крохотной частичкой своего великолепного уходящего века, крохотным, еле живым листочком трухлявого дерева, которое собирались срубить. Он чувствует, как гибнет вместе с ним.

"Принцессы и куртизанки порой сменяли друг друга на сцене моей жизни. Мне случалось распознать в принцессе шлюху. Случалось в шлюхе увидеть принцессу".

Старик положил перед собой новый лист, обмакнул перо в чернильницу и продолжил писать: