– Я мог бы и дальше продолжать список этих мужей, но он только подтвердит мои слова. Превозносимые добродетели ваших героев революции оказались лишь искусно прикрытыми пороками.
Казанова, заканчивая мизансцену, медленно опустил руку и оглядел присутствующих. На террасе повисла тишина. Слабый ветерок из сада качнул хрустальные подвески жирандоли на столике. Хрусталики мелодично звякнули, ударяясь друг о друга. Сумерки уже почти сгустились в ночь. Луна воцарилась в саду. Колышущееся пламя свечей освещало печальное лицо графа и застывшее лицо княгини. Последние полчаса их роль свелась к наблюдению за этим словесным поединком. Горящее румянцем нежное лицо Адели выражало готовность к глухой обороне.
Вечер заканчивался и был, казалось, безнадёжно испорчен. Казанова подумал, что настала минута вернуть вечеру остатки галантной атмосферы. Но ему так не хотелось остаться в долгу за все злобные выпады Адели:
– Если вы стремитесь быть такой последовательной в борьбе с пороком, Адель, будьте тогда последовательны во всём.
Адель вскинула брови. Тонкие губы Казановы растянулись в улыбке:
– Для начала прикройте вашу дивную шею и прелестную грудь, соски которой столь дерзко и легкомысленно выступают через тонкую ткань вашего платья. Не потворствуйте этим рождению безумной страсти. Конечно, если в ваши планы не входит её удовлетворять.
Княгиня спрятала улыбку за веером. Граф фон Ламберг, уставший от восторженных речей родственницы гораздо больше остальных присутствующих, захлопал в ладоши. Адель кинула на графа уничтожающий взгляд и повернулась к Казанове. Глаза её горели. Казалось, она собиралась взглядом испепелить мило улыбающегося шевалье.
– Грёзы молодого распутника в вашей голове рождают лишь жалость, шевалье де Сенгаль. Ваше истасканное тело рождает лишь сострадание. Ваши мысли и вкуса отравленного мёда сладкие слова вызывают отвращение. Не отрицаю, что я могла бы принадлежать вам. Хотя бы из любопытства к вашей скандальной репутации. Как возможность рассказать эту весёлую любовную историю в тесном дамском кружке, если…