Клеймо тирана (СИ)

Я еле выбираюсь из тяжелых пут и вскакиваю, часто дыша. Я не хочу этого чувствовать, не хочу быть с ним. Я ненавижу его! — слезы градом, тело дрожит, руки в кулаки сжимаются. В груди такая боль, словно сердце ножом проткнули и садистки проворачивают, задевая самые чувствительные нервные окончания, словно зная, как именно причинять мне самые острые страдания.

Ноги несут меня к кухонному гарнитуру, рука сама хватает нож. Если я убью его, все закончится. Я тоже сяду в тюрьму и больше не смогу испытывать ничего ни к нему, ни вину, что изнутри разъедает. Самое главное, что мне не будет стыдно перед Колей. Потому что лучше убить или умереть самой, чем ощущать это к монстру, что подавил мою волю.

Я подхожу к кровати, заношу нож высоко, до натяжения всех связок и мышц. Он спит. Сколько можно спать.

Одно движение и его не станет. Одно движение и я свободна.

Внезапно он открывает глаза, сразу безошибочно находя меня в сумраке утра.

— Ну? Будешь бить или это очередная прелюдия?

— Я не посто ударю, я убью тебя!

— Ну это смотря, куда попадет нож. Ты хочешь, чтобы я мучился или чтобы умер сразу. Просто чтобы я мучился, можно ударить мне в бочину. Тогда без скорой я буду умирать довольно долго, сгорая в агонии боли. Если ударить прямо сюда, — тычет он в шею, по которой вьется странный рисунок. — То я умру от потери крови за пару мгновений. Еще можно ударить в пах, мне кажется, целишься ты именно туда, тогда…

— Замолчи! Замолчи! — опускаю нож, роняю его на пол. Громкий стук отдается прямо в меня, проникает как лезвие, разрывая связь с реальностью. Падаю там, где стояла. Меня распирает изнутри горе. Я не могу дышать, не могу говорить, даже плакать не могу. Слезы застревают, мешают видеть. Я лишь рыдаю в голос, пока меня отрывают от пола, куда — то несут. Кажется, что уже плевать, куда. Плевать до тех пор, пока кожу не обжигает ледяными струями воды. Во мне словно пробку выбивают. Слезы потоком, руками по груди обнаженной и крики, что рвутся из горла.

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — Он тянет ко мне свои руки, а я двумя ладонями по груди его хлопаю. — Не трогай меня.

Он просто толкает меня в угол и сам забирается в крохотную душевую. Занимает почти все пространство. Ему, что, не тесно совсем? Он обволакивает своим присутствием, своим запахом, подавляет. Хочу выйти, но он словно недвижимый, продолжает растирать лицо и шею, мыть свой громадный член, что тут же дергается в его руках.

Я зажмуриваюсь на мгновение, реально не понимая, как это ночью могло уместиться во мне

— Мог бы дать мне выйти.

— Выходи кто мешает.

— Ты себя видел? Мутант перекаченный.

— Женщинам нравится, — усмехается он в бороду.

— Вот и шел бы к этим женщинам, чего ко мне приклеился. Мог мне дать помыться первой?

— Мне на работу надо, — только и отвечает он басом, а затем руку в мою сторону тянет. Я сжимаюсь вся, готовая ногтями впиться в его кожу, а он лишь берет мой шампунь и выливает в свою ладонь.

Я поднимаю голову, чтобы возмутиться, но голос пропадает, а я лишь пялюсь на пену, что стекает по его мощному телу, что скатывается по зарослям на накаченной груди, ниже к плоскому животу, усыпанному кубиками, и ниже, к колом стоящему члену.

— И чего он у тебя стоит постоянно. Может это какая — то болезнь?

— Хочешь заняться лечением?

— Хочешь меня в очередной раз изнасиловать?

— Да, но времени нет, — убирает он шампунь, пока я метаю молнии в его лицо, а потом вдруг чувствую руку в волосах и жесткие губы, не дающие даже спасательный вздох делать.

Я упираюсь руками в его грудные мышцы, хочу оттолкнуть, отвернуться, но, чем больше сопротивляюсь, тем сильнее оказываюсь придавленной к стене. Я не отвечаю на это зверство, прячу язык, но тело дрожит, а чертовы инстинкты буквально воют ответить на желание самца. Между ног растекается собственная влага, а член, что жмется к животу все сильнее, лишь усиливает чертово неадекватное желание. Он не останавливается. Продолжает терзать мои губы, пока вдруг они не начинают искрить а изо рта вырывается против воли стон. Теперь вместо того, чтобы отталкивать его, я собираю пальцами волосы на его груди, тяну и чувствую, как тело жаждет подчиниться.

Все кончается внезапно, Леон первым отрывается от меня и выругивается.

— Ведьма, мне правда надо идти.

— Да пошел ты, — собственный ответ на его истязания буквально сбил с ног, а нерациональная обида, что между ног так и горит, просто убивает. Зачем он так со мной. — Леон!

— Что? — вытирается он полотенцем. Моим. Потом кидает в грязное белье. Хмурится, смотря на допотопную машинку, которая постоянно протекает. — Что?

— Почему ты не взял деньги, ты же бандит, вы все делаете ради них.

— Денег у меня дохрена, а вот такой, как ты, никогда не было, — поворачивает голову, последний раз осматривая с головы до ног, а потом просто уходит, оставляя меня обдумывать его слова.

Он уже ушел давно, а я так и сижу в душе, не могу пошевелиться. Пока вдруг не различаю трель своего телефона.

Не хочу выходить но все равно бреду к нему и виду незнакомый номер.

— Алло?

— Вера? Милая? Как ты, любимая?