Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность

Петербургский протокол 4 апреля 1826 года, к которому, кроме Англии и России, присоединилась позже и Франция, обязывал трех союзников прибегнуть даже к оружию, чтобы положить конец войне между Турцией и Грецией. Последняя должна была получить самостоятельное управление, оставаясь под сюзеренитетом султана. Соглашение трех держав уничтожало значение пресловутого Священного союза, а Меттерних, который до сих пор деспотически распоряжался судьбами Европы и хозяйничал во всех канцеляриях, теперь должен был играть только скромную роль пятого колеса в европейской дипломатии. Прежде ничего не делалось помимо его инициативы или его одобрения, и вдруг такой важный акт, как петербургский протокол, которым решалась, может быть, судьба Турецкой империи, был составлен без его участия! Это было жестоким ударом не только политической системе Меттерниха, но и его колоссальному самолюбию. В первый момент он старался утешить себя уверениями, что протокол 4 апреля “недоносок, от которого через несколько недель откажутся и создавшие его державы”.

Когда первое его неудовольствие прошло, Меттерних с возбужденной энергией обиженного властелина пускается на новые интриги, чтобы уничтожить всю силу протокола. Главная его задача теперь состояла в том, чтобы посеять раздор между Россией и Англией. Он пишет императору Николаю, что цель Каннинга – “ниспровержение всех основ общественного порядка”. В доказательство радикализма Каннинга Меттерних ссылается на знаменитую речь, которую английский министр произнес 12 декабря 1826 года в парламенте в защиту португальской конституции. В конце письма Меттерних выражает надежду, что эта речь должна произвести на царя такое же впечатление, какое она произвела на австрийского императора. “Она оскорбляет, – пишет Меттерних, – монархические чувства всех государей и национальную гордость всех народов”. В своей переписке с французским правительством Меттерних следует другой тактике. Он старается разжечь старое соперничество между Францией и Англией, уверяет, что Каннинг намеревается захватить Египет и другие турецкие провинции на Средиземном море. Наконец, он стремится действовать и на самого Каннинга. Ухватясь за то, что этот последний предложил Австрии примкнуть к петербургскому протоколу, Меттерних советует созвать новую конференцию в Лондоне. Цель Меттерниха состоит в том, чтобы выиграть время, которое нужно египетскому паше Ибрагиму для полного усмирения Греции. Но после некоторых переговоров Каннинг сухо отклонил австрийское предложение, основываясь на том, что Австрия не признает законной просьбы греческого правительства о посредничестве, тогда как для Англии это признание является условием sine qua non.

Неописуемая радость охватила Меттерниха, когда пришла весть о внезапной кончине Каннинга в августе 1827 года. “Англия освободилась от одного бича”, – пишет Меттерних по поводу этого события.

Соглашение между Россией, Англией и Францией осталось в силе и приводилось в исполнение и после смерти Каннинга. Общий флот трех держав показался в греческих водах в то время, когда их посланники представляли Высокой Порте ультиматум о немедленном прекращении военных действий и об открытии переговоров при их посредничестве. Таким образом, отношения с Турцией были фактически прерваны тремя державами. Этот момент и выбирает Меттерних, чтобы попытаться снова разрушить все дело друзей Греции. Через своего посланника в Константинополе он предлагает Порте следующий хитрый план. Порта как будто бы по своей собственной инициативе должна попросить Австрию сделаться посредницей между ею и тремя союзными державами. Это затянуло бы переговоры, и Турция выиграла бы время. Порта, конечно, с готовностью согласилась на австрийское предложение. Сам султан выразил свою благодарность “старому другу, австрийскому императору, и в частности князю Меттерниху, в высоких достоинствах которого он уже давно был убежден”. Это происходило 20 октября, но в этот же самый день весь турецко-египетский флот был уничтожен при Наварине.

Известие о блестящей победе союзного флота над турками вызвало всеобщий восторг в Европе. Одни видели в ней торжество христианской цивилизации над азиатским варварством; для других это было победой не только над Турцией, но и над Священным союзом.

Наварин мстил за Испанию, Неаполь и Пьемонт. “Битва при Наварине, – писал французский публицист Пьер Лебрэн, – выиграна народами! К победному клику, несущемуся от архипелага, впервые, после многих веков, могут присоединиться все народы. Наваринские пушки открыли новую эру и возвестили торжественное воцарение общественного мнения, которое в первый раз поднялось выше престолов и сделалось фактическим повелителем флота и войска. Оно отдает приказы адмиралам и увлекает за собой самих царственных властителей, заставляя их признавать его победы и пользоваться его лаврами”.