Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность

Даже спокойные и невозмутимые дипломаты – и те заразились всеобщим энтузиазмом. “Что скажет наш друг Меттерних, – писал Нессельроде Татищеву в Вене, – после этой колоссальной победы? Он опять будет пережевывать свои устаревшие и скучные принципы; он будет говорить о праве. Да здравствует сила! Она теперь управляет миром, и я вполне согласен, что мы все должны предоставить слово адмиралам. Они-то именно умеют легко разрешать вопросы”.

Меттерних был другого мнения: Наваринская победа для него была “страшной катастрофой”. Присылая императору Францу копию с вышеприведенного письма Нессельроде, он прибавляет со своей стороны: “Так думали и говорили Карно и Дантон, как и все их последователи. Это не помешало им всем быть побежденными устаревшими и скучными принципами; то же самое случится и с фанфаронадами графа Нессельроде”. В ответ на эту заметку император Франц пишет Меттерниху: “Я уверен, что если бы вы были на месте... вам удалось бы с Божией помощью разрешить злополучный восточный вопрос, не нарушая священных принципов и не попирая ничьих прав, как это делает слабохарактерный граф Нессельроде”. Наваринское событие совсем охладило отношения между Россией и Австрией. Но, кроме того, Меттерних узнал, что, независимо от политических разногласий, он лично ненавистен русскому царю. Последний считал Меттерниха ответственным за все неудачи внешней политики Александра I. Сам же император Франц отзывался о Николае I как о молодом и неопытном человеке, который, удачно справившись с декабристами, не желает слушать никаких советов.

Разочарования ждали Австрию со всех сторон. Во Франции подготавливался тоже своего рода Наварин, жертвой которого должна была сделаться династия Бурбонов. Предвестником Июльской революции было торжество либералов на генеральных выборах в ноябре 1827 года. По поводу всех этих событий Меттерних пишет императору Францу: “Вообще настоящий момент представляет зрелище всеобщего потрясения; вот каковы последствия либеральной политики”. В действительности же, если когда-нибудь, в течение XIX столетия, Европа следовала политике неограниченного деспотизма, то это было в эпоху, о которой говорит Меттерних.

Известие о Наварине, о торжестве либералов во Франции, о неминуемой войне между союзными державами и Турцией наполняют меланхолией душу самого императора Франца. “Нужно молиться Богу, – пишет он Меттерниху, – чтобы эти воинственные проекты не были выдуманы либералами с целью отвлечь внимание союзников в другую сторону и воспользоваться этим моментом, чтобы вызвать внутренние перевороты в некоторых странах, например, во Франции”.

События не повиновались воле монарха и его канцлера. Они привели и к независимости Греции, и к пробуждению других христианских народностей в Турции, и к Июльской революции во Франции со всеми ее бесчисленными последствиями.

Глава VII. Падение Меттерниха

Несмотря на восстановление династии Бурбонов со всеми ее репрессивными и охранительными законами, Франция продолжала оставаться очагом революционного движения. Пятнадцать лет нового царствования Бурбонов не только не увеличили их популярности, но еще больше доказали, что революция открыла между ними и французским народом непроходимую бездну. Против Карла X поднимались протесты со всех сторон, начиная с фрондирующих роялистов, подобных Шатобриану, и кончая доктринерами, республиканцами и бонапартистами. С особой силой проявилась эта оппозиция во время законодательных выборов конца 1827 года. Карл X попробовал управлять некоторое время с либеральным министром Мартиньяком, а потом, повернув круто направо, поставил во главе правительства ультрароялиста князя Полиньяка со специальной миссией подавить либеральное движение.

Эта последняя перемена особенно пришлась по вкусу Меттерниху, который несколько раз заявляет в своих письмах о том, что возлагает большие надежды на смелость Полиньяка. А когда вышли знаменитые декреты, уничтожавшие свободу печати и Хартию, Меттерних назвал королевский манифест, приложенный к ним, документом, “который не потеряет никогда своей цены”.