Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность

Столкновение Меттерниха с Александром и Гарденбергом заставило его сблизиться с Талейраном. Результатом их совместных бесед, на которых присутствовал и английский уполномоченный, лорд Кастельри, было заключение 28 декабря 1814 года тайного договора между Австрией, Францией и Англией против России и Пруссии. Союзники обязались выставить каждый по 150 тыс. войска и назначить одного общего главнокомандующего. Война должна быть объявлена в случае, если Россия и Пруссия не согласятся на уступки. Особенно ликовал по этому поводу Талейран, которого всего два месяца тому назад не хотели даже допускать на предварительное заседание конгресса. “После Бога, – пишет он Людовику XVIII, – причины, вызвавшие эту перемену, заключаются в моих письмах к Меттерниху”. Этот секретный договор несколько месяцев спустя послужил поводом к новой сцене между Меттернихом и Александром. Когда Наполеон вернулся с острова Эльбы в Париж, он нашел текст договора в бумагах министерства иностранных дел и сейчас же послал копию с него императору Александру в Вену. Рассказывают, что царь позвал к себе Меттерниха и в присутствии Штейна спросил его, показав ему бумагу: “Известен ли вам этот документ?” Меттерних, не изменившись в лице, молчал, подыскивая ответ. Когда он хотел заговорить, Александр прервал его словами: “Меттерних, пока мы оба живы, об этом предмете никогда не должно быть разговора между нами. Теперь нам предстоят другие дела. Наполеон возвратился, и поэтому наш союз должен быть крепче, чем когда-либо”. Потом он бросил бумагу в огонь. Но очень правдоподобно и предположение Гервинуса, что о тайном договоре Александр узнал еще во время конгресса. Этим, может быть, следует объяснить уступчивость, которую он проявил, согласившись отдать часть Варшавского герцогства Австрии и Пруссии. Последняя, со своей стороны, оставила саксонскому королю часть его территории.

Такому концу переговоров много способствовали и горячие порицания, которые были вызваны в английском парламенте поведением союзников в Германии. Особенно негодовала палата общин на князя Репнина, который, не дожидаясь решения конгресса, хотел отдать занятую русскими войсками Саксонию Пруссии.

Венский конгресс тянулся почти шесть месяцев, но делам была посвящена только незначительная часть этого времени. Остальные часы делегаты проводили на охоте, концертах и балах, что заставило принца де Линя сказать: “Le congres danse, mais ne marche pas”[6].

По случаю конгресса в Вену приехало множество королей, королев, наследных принцев и великих княгинь. Здесь был и вюртембергский король, дородность которого вошла в пословицу, – в его столе была сделана вырезка, в которую он помещал свой живот, и словоохотливый король Баварии, и склонный к хлебным напиткам датский владетель, и вызывающий всеобщее отвращение своим изуродованным лицом гессенский курфюрст. В той же самой юмористической газете, в которой была помещена карикатура на Талейрана, находим следующие характеристики: датский король – trinkt fur alle (пьет за всех), вюртембергский – isst fur alle (ест за всех), прусский – denkt fur alle (думает за всех), баварский – spricht fur alle (говорит за всех), русский император – liebt fur alle (любит за всех) и, наконец, австрийский император – zahlt fur alle (расчитывается за всех).

О роскоши, которой отличались все эти празднества “в честь мира и любви”, можно судить по тому факту, что они обходились обедневшей австрийской казне ежедневно в 250 тыс. гульденов. Во время одного из этих празднеств пришла в Вену страшная весть о возвращении Наполеона с острова Эльба. Все разногласия были забыты. Меттерних и Александр I после трогательной сцены примирения принялись за составление плана общих действий.

Исход новой войны союзников с Наполеоном известен: он был разбит при Ватерлоо, и на этот раз окончательно. Иностранные войска нахлынули в Париж и заняли дворцы, в которых еще недавно раздавались приказания Наполеона. “Вчера, – пишет Меттерних из Парижа своей дочери Марии, – я обедал у Блюхера, который остановился со своим штабом в Сен-Клу. Он живет в этом прекрасном дворце, как гусарский генерал, и курит вместе со своими адъютантами там, где мы видели двор императора в его полном блеске. Я обедал в зале, где так часто беседовал с Наполеоном. Немецкие военные портные расположились в зале спектаклей, а музыканты одного стрелкового полка удят золотые рыбки в бассейне замка. Когда мы гуляли по небольшой галерее, старый маршал начал говорить: “Нужно было быть сумасшедшим, чтобы бросить всю эту прелесть и отправиться воевать в Москву!” – Глядя с балкона на громадный город, сверкавший своими куполами при солнечном закате, я подумал: это солнце и этот город будут еще существовать, когда о Наполеоне, о Блюхере и, тем более, обо мне – останутся только одни воспоминания”.