Кленовые тайны

Итак, что там у них в этот час? Артанская литература, хорошо. Иду, нарочно каблуками в пол шаги впечатываю, а что? Имею право. Я вам — не какая-нибудь худосочная мелкая артанка, навроде классной дамы второй группы третьего курса Каги. Меня боги статью не обделили. Повыше многих мужиков буду, да и посильнее некоторых. Мне стесняться нечего. Иду, как иду. Ага, опять эта Изуэ соловьём заливается. Терпеть её не могу: сплетница, болтунья, всегда норовит себя в лучшем свете выставить: и студенты-то от её предмета без ума, и талант она, и умница, и в молодые годы у неё от поклонников отбоя не было. В последнем очень сомневаюсь. А вот по поводу таланта и любви к предмету — нет, потому, как доподлинно мне известно, что всё это ложь от первого до последнего слова. Где там крашеная сволочь сидит? Ага вон там, у окошечка. За облаками в небе наблюдает или же просто ворон считает, не знаю. Без стука распахиваю дверь, громко называю фамилию и имя в официальном порядке, свожу брови и сурово добавляю:

— На выход!

Растерянный взгляд, отмашка Изуэ (можно подумать её позволение тут хоть кому-то требуется), поднимается, идёт. Все провожают взглядами. Это хорошо, это душевного спокойствия не добавляет, а я смотрю, прищурив глаза, словно на ползущее мерзкое насекомое.

— Ко мне в кабинет, — цежу сквозь зубы, голову вверх, уничижительный взгляд на пробирающееся через аудиторию убоище с крашеными волосами, и иду вперёд. За спиной шаркающие шажки. Иди, иди, ломай голову, в чём твоя провинность. Когда дойдёшь до моего кабинета, только сговорчивей будешь!

Вхожу, сажусь за свой стол. Осанку держу такую, что в Кленовом дворце на королевском приёме не стыдно появиться. Да и стол я себе оторвала мировой. Когда закупки мебели три года назад оформляла, уж постаралась, вписала стол от Картленов. Попечительский совет среди всего прочего подписал и стол. Так что уже три года у меня стол в кабинете даже лучше, чем у самой ректорессы. Чернильный прибор — подарок позапрошлого выпуска и бумаги разложены так, чтобы у всякого, кто зайдёт в мой кабинет мгновенно создавалось впечатление, что они отрывают от важного дела жутко занятого человека, меня то есть. Сажусь. Сволочь стоит, с ноги на ногу переминается. Интересно, почему я только теперь заметила, каблуки на туфлях?

— Сесть можно? — спрашивает. И ни поклона, ни вежливого приветствия, будто мы на равных.

— Постоишь, — бросаю.

— Дело-то в чём? — бровь выгибает со значением. Только меня, дорогуша, этим не проймёшь.

— В чём дело, стану говорить я. Надеюсь, ты в курсе последних событий в институте? — главное с такими сразу взять инициативу в свои руки и показать, кто здесь главный.

— Вы о самоубийстве?

— Самоубийство или убийство, это пускай Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя разбирается. Только, в связи с этим, все наши с тобой договорённости аннулируются. И касаемо покраски волос, — хмурю брови, словно мне противно даже глядеть на крашеные патлы, — с этим придётся покончить. Госпожа Докэру велела донести до всех нарушителей институтского Устава, что впредь она не намерена терпеть самовольства в виде изменения природного цвета волос, да и прочие нарушения дисциплины будут строго наказываться. Так что, имей в виду.

— Только это? — умеет же эта сволочь улыбаться, аж завидно: зубы блестят, на щеках ямочки, — могли бы меня с лекции при всем честном народе не выдёргивать, а, как вы это обыкновенно делаете, всей группе про волосы объявить или приказ, там, по институту зачитать.

— Не тебе мне указывать, как поступать, — делаю паузу, пускай задумается, — у меня к тебе особенный разговор имеется.

— Это вы о посылочке от родных, что должна прибыть на этой неделе? — глазами хлопает с самым что ни на есть невинным видом, — так ведь, насколько я помню, вам за беспокойство и труды было заплачено сполна. Мы в расчёте.

— БЫЛО сполна, — со значением говорю я, — сполна — это когда всё вокруг тихо-спокойно, никому нет дела до твоих махинаций с «посылочками», в которых, как я догадываюсь, отнюдь не ветчина домашнего копчения с жареной курицей упакованы. Сейчас обстоятельства изменились. За ту смешную сумму, кою ты называешь достойным вознаграждением, даже ветчину не стала бы проносить, не говоря о ТОМ, что в сумке лежит.

— И что же, по-вашему, в ней лежит?

— Знаем, — киваю. Хотя ни разочка внутрь не заглядывала, без слов понятно, что папиросы и вино, — что лежит, то лежит. И вот более оно там лежать не будет.

— Как так? — глазищи на всю ширину раскрылись, — у нас же уговор был!

— Вот именно, что БЫЛ. За жалкие суммы, которые я получаю за нарушение правил, и крохи за прочие услуги уже давным-давно морально устарели и утратили актуальность. Так что, слушай сюда, — постукиваю карандашиком по столу, будто размышляю, хотя уже просчитала и решила, — десять рё, и мы будем в расчёте за все оказанные прежде услуги. Пока всё. Когда шумиха поутихнет, тогда и поговорить о перспективном сотрудничестве можно будет.